Однажды в подростковом возрасте меня подкараулила толпа сверстников, которую натравила на меня моя лучшая подруга, насплетничав. Били за гаражами, кажется, целую вечность, но мне удалось вырваться. Я добежала до дома, в рваной одежде, грязи, со сломанной рукой и в синяках. Мне хотелось спрятаться и плакать от предательства и боли, меня просто надо было пожалеть и поддержать. Но моя мать первым же делом начала орать, что я сама во всем виновата, что я дрянь, что я связалась с дурной компанией, а надо было ее слушать и так далее. Потом милиция, допросы, снятие побоев... Для меня это была череда унижений. Матери и следователю я назвала конкретного человека, девчонку, которая меня избивала, следователь так и записала, а вот мать почему-то решила, что я ее обманываю и покрываю кого-то другого. Потом череда звонков моим одноклассникам, в которых она рассказывала эту историю вновь и вновь, расспрашивая, не знают ли они еще подробностей. А к ним это никакого отношения не имело, я же себя чувствовала опозоренной втройне. Боль в душе только усиливалась день за днём от их расспросов. Мне было тяжело, я хотела наложить на себя руки. День за днём мать пилила меня, что я сама нарвалась... Меньше недели потребовалось, чтобы найти виновницу и пригласить на встречу со мной, где решался бы вопрос о возбуждении уголовного дела. Моя "сердобольная" мать конечно же пожалела девочку и даже компенсации ущерба не потребовала. А меня она тогда, когда я больше всего нуждалась именно в жалости и ласке, она не пожалела.

Рассталась с парнем, шла по дороге и ужасно ревела. Все прохожие, видя мое состояние, смотрели, как на ненормальную, мол, че ты идешь и ревешь на улице, делай это дома. Но один пожилой мужчина остановился передо мной. Я очень испугалась, когда он начал что-то доставать из внутреннего кармана. С улыбкой и дрожащим голосом он протянул искусственную розочку, сказав: "Не реви, они все [ч]удаки".

Вспомнил своего пса Рекса, которого мне пришлось оставить в Казахстане, у друзей. И лишь через 4 года я узнал, что он умер от тоски через две недели после нашего переезда. Все две недели он не ел, не пил, а всё время выл и рвал цепь. До сих пор помню его вой, когда он понял, что я его оставляю, а я уходил со слезами на глазах. Я его предал.

Никто из моих родственников не одобрял и не одобряет моё увлечение Стивеном Кингом, мол, эти книжки делают тебя жестокой. Но именно благодаря им мне удалось "свергнуть" домашнюю тиранию.

Сколько себя помню, отец постоянно пил. Обычно просто приставал ко всем, цеплялся, пытался учить жизни; когда сильно напивался — бил меня и маму. Я его боялась и ненавидела, но боялась всё-таки больше, не могла дать отпор. Когда мне было 15 (я заедала стрессы и весила около 90 кг при росте в 152 см), он набрался так, что начал гоняться за матерью с ножом. Я в это время сидела во дворе, читала Стивена Кинга (жили в частном секторе, в своём доме). Когда мама выбежала на улицу, отец погнался за ней и ударил ножом по руке. Я начала её защищать, в итоге эта тварь попыталась и меня зарезать. Если бы не книжка, которую я читала (там тоже было про маньяка с ножом), мне бы не хватило духу надрать отцу рожу. В итоге у него был сломан нос, челюсть, запястье и три ребра. Уже пять лет спиртного в рот не берёт.

В три года захожу на кухню, а там отец с моим старшим братом. Я апельсин взял, почистил, съел. Потом второй. Пришел за третьим, а они спрашивают: "А ты разве не знаешь, что если три апельсина съесть, то попа слипнется?". Я испугался, заревел и прибежал к маме в комнату развернулся, трусы снял, наклонился, попу ей показал, раздвинул, реву, сказать ничего не могу, она не понимает. А те на кухне тоже слова вымолвить не могут от хохота.