"вылезало", и начальство то и дело чувствовало себя в его присутствии дебилами. Ну, и естественно, Горина не любило. Во-вторых, по внешности его постоянно путали с охранниками: мужик кабанистый и бритый наголо. А охранники у нас в фирме всё время были на правах лакеев. И Горина вечно это бесило.

И ещё его бесило, что наше начальство то и дело садилось за руль "под шафе". Ну, такой вот этот Горин реликт пионерской организации.

Теперь сама история.

Приезжает к нам как-то на фирму делегация из-за границы. То ли из Штатов, то ли из Великобритании. Причём, сами они из-за границы, а приехали в Казань на служебной "Ауди -ТТ" из Москвы. Типа — путешествие за счёт фирмы. Запомните, это важно. Важные такие жлобы. Ну, наш отдел в полном составе направляют организовать им проживание, культурную программу и пр. И Горина - тоже. Ну, как полагается: водяра, ресторан, баня, б%%%и... Передвижение по городу с бухим гостем за рулём.

В какой-то момент, уже в сауне, один из этих жлобов поворачивается к Горину и швыряет в него ключи от машины со словами: "А ты ставить машину на стоянку. Только, чтоб её не украли!".

У Горина в глазах на мгновение мелькает желание утопить этого урода забугорного в тазике, но, смотрим, вроде успокоился. И спокойно так жлоба спрашивает: "Вы знаете, у нас есть абсолютно надёжные стоянки. Но они дорогие. Вы готовы платить?"

Иностранец ему высокомерно заявляет, что "цена не иметь значение". Ну, понятно, деньги не свои.

Выходим с Гориным в предбанник. Он берёт со столика флакон водки, берёт стакан, наливает себе грамм сто пятьдесят и "жахает" залпом. Я в а[ут]е. А Горин только подмигнул и — на улицу. Возвращается минут через сорок, тихо хихикая, суёт в карман иностранца какую-то бумажку, идёт и рапортует, что поставил машину на такую стоянку, что никто её при всём желании, кроме владельца, оттуда не возьмёт. А владелец уже совсем никакой, только рукой махнул.

Хохма выяснилась наутро: Горин ни слова не соврал. Никто не мог угнать "Ауди ТТ". И взять никто не мог, кроме хозяина. Потому что стояла она на ШТРАФСТОЯНКЕ!

Этот юморист, выпив водки, проехал до ближайшего поста ДПС, проехал мимо него со скоростью 140 км/час, а затем, изобразив пьяного, назвался именем иностранного жлоба. Забрал копию протокола (её он в карман уроду и засунул), а потом приехал обратно в баню своим ходом.

Утром иностранцы так и не вспомнили, как умудрились попасться нашим полицейским и просто тупо заплатили штраф. А весь наш отдел, втихомолку ржа, молчал об этом случае, как партизаны на допросе, пока Антон не уволился.

Антон Горин, братан, если ты прочитаешь эту историю, знай, что мы тебя помним! Позвони как-нибудь, ты же, зараза, у всех номера взял и никому свой не оставил!

имеющие лимитную московскую прописку и учившиеся в вечернем медучилище. Палату грыженосцев в качестве санитарки обслуживала девица редкой красоты с явными садистскими наклонностями. Она кокетничала со всеми пациентами одновременно, но доступа к телу не позволяла. Госпиталь тогда являлся военным учреждением, и в нём соблюдался режим секретности. Поэтому никто не знал, когда его возьмут на операцию. График операций висел в комнате врачей. Садистка-санитарка подглядывала, когда кто идёт на операцию, и в ближайшую после операции ночь обещала отдаться. Будучи девушкой не только исключительно красивой, но и честной (такой её воспитал комсомол), она пребывала вечером в день операции в вызывающих одеждах.

После операции по поводу грыжи, когда у человека разрезан живот, ему больно не только любить, но даже кашлять и глубоко дышать. Красавица-санитарка объяснений никаких не принимала, отсутствие взаимности связывала с недостатком любви и расставалась навсегда. Ослабленные потерей грыжи военнослужащие очень переживали, клялись в любви, и при воспоминании о ней им было мучительно больно.

Но эти опасные игры с офицерским составом элитных подразделений Советской армии не могли продолжаться бесконечно долго. Однажды один старший лейтенант спецназа откликнулся на её зов. Она точно знала, что его операция закончилась два часа назад, и поэтому безбоязненно провела его в операционную и позволила себя раздеть, а так же положить на операционный стол.

Разошедшиеся швы послеоперационной раны и обильная кровопотеря не помешали спецназовцу выполнить свой солдатский и человеческий долг.

Когда голая, залитая кровью с головы до ног, только что лишившаяся невинности, проживающая в столице своей родины по лимитной прописке, редкой красоты санитарка вбежала в комнату дежурного хирурга и сообщила ему, что ее суженый истекает кровью на операционном столе, у врача с двадцатилетним стажем выпала из руки уже поднесенная ко рту рюмка с неразбавленным спиртом. В госпитале имени Бурденко такого не случалось со дня его основания.