рекламу в Финляндии никто не запрещал, то однажды пришло к нему домой приглашение покататься на Мерседесе, ну, он и пошёл.

Машины тогда, как и сейчас в премиальном сегменте, делались для человека и играли на эмоциях.

Кредит вообще дали под небольшой процент.

И вот уже вылетает наш герой с работы и остаётся с долгом в 40000 евро один на один.

Неприятно.

Но из Финляндии всегда есть выход. И на границе за долги не имеют права задерживать.

Он спокойно уезжает в далёкую южную страну, где счастливо живёт с десяток лет.

Когда он приехал обратно, ему уже ампутируют ногу, диагностируют лимфому и рак кишечника.

Но до последнего дня лучшей машиной для него был Мерседес. Уже, конечно, не тот, что был куплен новым, но исключительно и бесповоротно.

Не в Мерседесе, конечно, прошла жизнь этого человека, но просто штришок к картине жизни этот Мерседес составляет.

А человек был душевный, дочку воспитал... лет до 6-ти, жену одну оставил с ней.

во время калифорнийской золотой лихорадки. Не в силах больше скрываться, он был доставлен в Калифорнийский университет в Беркли, где антропологи попытались выяснить, кто он такой.

Когда они спросили его имя, он ответил, что не знает его.

Согласно обычаю племени яхи, человек не мог назвать свое имя, пока другой член племени официально не представит его. Когда все остальные яхи ушли, не осталось никого, кто мог бы произнести его имя вслух.

Он стал, в буквальном смысле, “человеком без имени”.

Понимая культурное значение этого, антропологи дали ему имя Иши, что на языке яна означает “человек”. Это было просто, уважительно и означало признание идентичности, на которую он больше не мог претендовать.

Иши провел остаток своей жизни в Сан-Франциско, работая в университетском музее. Там он продемонстрировал технику яхи — изготовление инструментов, разжигание огня, изготовление лука — и рассказал, какие фрагменты языка и традиций его народа он все еще хранит. Его демонстрации привлекали посетителей, ученых и просто любопытствующих. Для одних он открывал беспрецедентное окно в мир, который был практически стерт с лица земли. Для других его присутствие было болезненным напоминанием о том, как жестоко был разрушен этот мир.

Он жил со спокойным достоинством вплоть до своей смерти в 1916 году.

Сегодня Иши помнят не как нашумевшего “последнего дикого индейца”, как когда-то называли его газеты, а как символ культурной стойкости, человечности и неизмеримых потерь, нанесенных коренным народам в результате колонизации.

Его история — это и подарок, и предостережение: взгляд на людей, которых почти стерли с лица земли, и свидетельство стойкости одного человека, который в одиночку хранил память о них.

Банальная очередь, сотня людей, мечтающих попасть в Китай, чтобы отведать куриных лапок, уже уставшие сотрудники в окнах листают документы. И тут одна девушка поднимает телефон, чтобы сфотографировать эту атмосферу и очередь. В ту же секунду к ней подлетает строгий мужчина в белой рубашке, закрывает рукой камеру и строго произносит: "Здесь нельзя фотографировать! "

Через пять минут две юные девчушки, получившие визы, начинают обниматься, хихикать и поднимают телефон, чтобы сделать счастливое селфи, но второй охранник демонстрирует небывалую сноровку и скорость, и в прыжке накрывает ладонью камеру телефона, не давая девочкам сделать фото на память.

С этого момента китайская виза отошла на второй план. Что у них тут вообще происходит! Пока я раздумывала над этой тайной, женщине, сидящей около меня, позвонили. И только она пустилась в обсуждение рабочих вопросов, первый охранник грозно ткнул в неё пальцем и прикрикнул: "Здесь нельзя разговаривать по телефону, можно только переписываться! "

Все два часа, что мы сидели в очереди, я наблюдала за тремя мужчинами в белых рубашках, снующими вдоль человеческих рядов, а они пристально следили за нами и заглядывали в наши гаджеты. Самый подозрительный охранник даже встал рядом с печатающим что-то в телефоне парнишкой и уставился в его экран. Когда паренёк поднял глаза, суровый мужчина в белой рубашке пристально посмотрел на него, будто зная обо всех его грязных делишках, и строго зашагал дальше среди рядов. Впереди сидела новая нарушительница, жадно поедающая сэндвич. В этот момент я узнала, что есть в этом помещении тоже не рекомендуется.

Я не понимаю, как так получилось, что ехали мы в Китайский визовый центр, а приехали в Северокорейский!

про евреев, старательно картавя, подражая "одесскому" акценту. Я старался с ним не пересекаться. Затем я уехал в Америку и благополучно о нем забыл. Однажды я приехал в Израиль на свадьбу племянницы и среди гостей неожиданно встретил его. Спросил, какими судьбами, ведь он не жаловал нашего брата. Оказалось... он чистокровный еврей. Когда-то за деньги он сделал паспорт с национальностью русский, чтобы еврейство не вредило карьере. Фамилия, имя, отчество, внешность нейтральные. Мы так и думали, что он русский. Все его анекдоты, ужимки были направлены на то, чтобы никто ничего не заподозрил. В конце века он с мамой переехал в Израиль. Я подумал, что он глубоко несчастный человек. Карьеры так и не сделал, остался простым кандидатом наук. Семьи нет, ведь он не мог привести девушку познакомить с родителями, ведь она поняла бы, что он не русский и всем рассказала. Жить в постоянном страхе разоблачения. Главное, не понятно, чего он боялся. В Узбекистане не было антисемитизма, евреи столетиями жили бок о бок с местным населением, никогда не было погромов. Бывший первый секретарь компартии Узбекистана Рашидов приглашал ученых из Москвы и Ленинграда, которых не продвигали из-за их пятого пункта в Ташкент. Им сразу давали кафедры, лаборатории, институты. Делали членами узбекской академии наук, выделяли квартиры, дачи. Эти ученые пользовалиль заслуженным уважением, они двигали науку республики.

Я написал эту поучительную статью в том числе и для тех евреев, которые боятся, что из заподозрят в местечковости и пишут антисемитские статьи. Не надо. Уважения это не прибавит.