До свадьбы пару раз виделся с родителями жены и её родственниками. Тогда-то всё было очень даже неплохо, и вроде приняли как родного.
Перед свадьбой ко мне подошёл отец жены, сунул конверт с деньгами и с огромной болью в глазах сказал мне бежать. Тогда подумал, что шутка какая-то, а деньги — подарок на свадьбу.
Позже я осознал весь объем пи[c]еца. Я словно попал в змеиное гнездо. Теща пилит до изнеможения, а все попытки поставить её на место заканчиваются руганью с женой. Сестра жены постоянно науськивает её: то живёте вы не очень (своя трёшка в центре города), то муж машину тебе не покупает (у жены даже прав нет), то iРhоnе он тебе купил не РrоМах. Жена же ведётся на всё это, и опять скандалы. Её бабушка и дедушка вовсе за человека меня не считают, для них я ошибка, совершенная их внучкой. А всё потому, что я отказался давать им денег на ремонт, так как собирал их на операцию моему отцу, без которой бы он не выжил.
Не знаю, как я так проглядел. Жену люблю, но на все мои доводы, что её родственники [бах]нутые и настраивают её против меня, а она, как дура, ведётся у них на поводу, она игнорирует или принимает в штыки. На мою сторону не встала ни разу. И только с тестем сошлись на почве общей проблемы. Советует мне разводиться и бежать. Сам давно готовил план побега, но сильно увяз в этом болоте.
* * *
Помните, в фильме "Люди в черном" агент Джей на вступительном экзамене стреляет в муляж маленькой девочки, затесавшейся среди монстров.
— Зачем ты пристрелил Тиффани?
— А что делает маленькая белая девочка ночью в гетто среди монстров?
Тель-Авив. Центральная автобусная станция. Зима. Идет мерзкий дождик.
Чтобы добраться до работы, мне нужен автобус. Местный бомонд живет своей обычной жизнью. Прямо под светофором в луже сидит попрошайка и клянчит "шекелёк". Возрастной бомж с бородой как у Деда Мороза и коляской из супера, забитой всякой фигней, сидит на лавочке и задумчиво посасывает пиво из банки. Его собрат, босой и в отключке, лежит рядом. Неподалеку группа китайских строителей, встав в кружок, человек 8, греется водкой прямо из горла. Мелкие черные потомки беженцев — эритрейцев носятся по улице, мамаши выдергивают их из-под колес, папаши где-то фарцуют крадеными телефонами. Метрах в 20 от входа небритый мужчина кавказской внешности крутит "наперстки" из бумажных стаканчиков и ему даже дают деньги. Неподалеку стоит полицейская машина, вокруг царит мир и взаимопонимание.
Бегу на свой автобус. И тут меня — интеллигентного, в очках, хорошо одетого, белого, дружелюбного, с чемоданчиком для компьютера - тормозит охрана и начинает тщательную проверку документов...
* * *
Давным-давно на Белом море мне эту историю поведал один гидробиолог.
Росскащег вспомнил, как служил в армии, где-то в дальнем, глухом гарнизоне. И был у них один солдат — весельчак, остроумец и выдумщик.
Только выдумки и шутки его обычно черноватыми получались – ну, да оно так порой и смешнее.
Как-то раз затеялся у них
в части праздничный концерт. И решили привлечь этого балагура, чтобы и он с юмористическим номером выступил. Тот, подумав, согласился, но выставил твердое условие: пусть сюрприз будет, никто о содержании его номера выспрашивать не должен. Замполиту это, понятно, не очень-то понравилось, но, поторговавшись с ним безуспешно, согласился.
И вот идет концерт. И объявляют юмористический номер. Выходит на сцену наш затейник. Сам – мрачный, задумчивый, а в руках – сетка-авоська с самыми обыкновенными красными кирпичами. Потоптался на месте, посмотрел в зал исподлобья, вынул из сетки кирпич, да и ТРРРАХ его об пол! Грохот!
Кирпич – вдребезги! Зал – недоумевает и тревожится.
А юморист невозмутимо нарезал, не торопясь, кружок по сцене, опять неторопливо полез в авоську, достал второй кирпич, да и снова об пол!
Прям об остатки первого! Ба-бааах!!! Гром! Осколки!!!
…В зале — кто хихикает, кто плечами пожимает, кто матерится недоуменно.
А весельчак гуляет себе по сцене, уже на третий заход вышел. Опять медленно обвел зал мутным взглядом. Не торопясь, вытянул из сеточки третий кирпич. Взвесил его на ладони. Призадумался... Да ка-а-а-ак швырнет кирпич прямо в зал, в первые ряды!!!
Что тут было... Все взвыли, ломанулись в стороны. Снесли напрочь передние скамьи. Многие шарахнувшиеся сильно побились. Нанесли серьёзную травму супруге полковника... А третий-то кирпич — пенопластовым оказался.
Парня этого, шутника, направили в дисбат. Жалко.
* * *
Петровича у нас на стройке знали все. Мало того, что основной массе работяг он в отцы годился (был на пенсии, но подрабатывал плотником — нравилось ему деревяшки в руках держать), так он ещё и пел замечательно.
На любой праздник только его и было слышно — и под Магомаева споёт, и под Кобзона, но коронная его песня была под Лещенко:
—
Из полей доносится НАЛЕЙ!
В общем, золотые руки и лужёная глотка.
Ну и дядька был хоть и старый, но бодрый, по этажам мотался — будь здоров, в его-то почти семьдесят.
Но в один непрекрасный день скрутил у Петровича живот. То ли не то выпил, то ли не тем закусил, но припекло ему мощно и срочно.
Если кто не знает, то расскажу, что туалет типа "сортир" в строящихся домах находится на улице. Вот и пришлось Петровичу рысью мчаться с тринадцатого этажа, где он находился перед бедой этой.
Бежит Петрович вниз, ног не чуя, и на полдороге понимает — торопиться поздно, и даже наоборот. Надо идти как можно медленнее, чтобы не растерять собранное в штанах.
В общем идёт Петрович, никуда не торопится, можно сказать ползёт, как черепаха.
А навстречу ему прораб.
Прораб привык, что Петрович хоть и старый, а носится как молодой, ну он возьми и спроси:
— Ты чего, Петрович, идёшь, как усрался?
— Э-эх! — горестно ответил Петрович, и махнул рукой, — я тут заначку потерял где-то. Найдёшь — верни.
Прораб долго тряс работяг, взывал к совести, требовал вернуть деньги ветерану.
На очередной пьянке Петрович покаялся, был прощен работягами, вот только когда он запевал любимую песню
— Из полей доносится... — мощный хор подхватывал: БЫСТРЕЙ!
* * *
Этот тип достал всех. Он не знает дела. Он не хочет ничего делать.
Он крысит жратву и посуду чуть ли не в открытую. С ним никто не хочет ходить в одну смену. Он стучит. Он приписывает себе роль ангела-хранителя и если начальство со скрипом дало новый стул, то это — несомненно — заслуга Крысы, о которой он орет с порога. У него даже морда
крысья.
Когда у Юры пятый раз уровень сахара в банке упал с позиции 3/4 до 1/10, он заявил, что месть его будет ужасна.
Крыса — любимчик начальства и на понт его не возьмешь.
Первая часть мести была в общем без изысков. Юрик зарядил сахар слабительным и какими-то таблетками, которые по его словам дают перед операциями на прямой кишке, чтобы сфинктер не сжимался.
Все было растерто в порошок, замешано в сахар и всунуто в шкафчик.
Через пару недель Крыса пополнил поистраченые запасы и попал.
По словам смены, в сортир он летал каждые 10-20 минут с глазами по семьдесят копеек. К утру напор поноса поутих и бледно-зеленый Крыса сел писать оперативный журнал. Пришла смена и тут пошла вторая часть
Марлезонского балета.
— Мужики, мне в электричке классный анек рассказали! — заорал Юрик с порога.
— Ну? — вяло поинтересовались мужики.
— Ну, типа, мужик стирает джинсы и говорит: Вот никому верить нельзя!
Никому! Даже себе! Ведь только пернуть хотел!
Стул еще крутился на одной ножке, собираясь грохнуться.
Дверь еще не врезалась в стену.
А Крыса уже летел через цех к заветной двери с воплем:
— Сууууукааааа!!!
Душевные истории ещё..
