Был у нас в колхозе такой тракторист — Ваня девять га.
Кроме могучего сложения и кулака с голову Ваня был знаменит тем, что когда жизнь совсем брала его за горло, ну, в лице там бабы его, председателя колхоза, бригадира, или просто с запоя сильного, допустим... Короче, когда становилось совсем невмоготу, Ваня садился на трактор, и ехал на девять га. Не всегда, но как правило. Девять га — это такое дальнее поле, со всех сторон окруженное лесом. Ну, по идее просто большая поляна в лесу. Сеяли там обычно кормовые, а то и ничего не сеяли, потому что добираться туда очень проблемно, дороги нет, колея лесом шесть километров, и всё.
Ну вот, приедет Ваня в расстройстве нервной психики на девять га, бросит трактор на опушке, выйдет на середину поля, и давай что есть силы крыть на чём свет стоит все свои неприятности, всех своих врагов, обидчиков и просто обстоятельства. С чувством, толком, с расстановкой, с соответствующими жестами и в таких выражениях, что сороки падают с веток прямо замертво.
А там, на этом поле, ещё эффект такой, поскольку со всех сторон лес, то стоя в середине имеешь такую акустику, как если стоишь в огромном ангаре. Эхо гоняет слова туда-сюда, поэтому человек слышит себя многократно, и это бодрит. Выйдет Ваня на серёдку, крикнет "Топтыгин!!! Ты — старый пидер!!!" (Топтыгин — это была натурально фамилия председателя колхоза) а эхо исправно повторяет "тыгин... тыгин... тыгин... пидер... пидер... пидер!" Ване легче сразу. То есть получается, что как бы всё вокруг, сама природа, относятся к нему с пониманием, сочувствием, с ним согласны и его поддерживают. И от этого Ваню отпускает.
Такой вот незамысловатый аутотренинг. Не всегда Ваня доезжал до девять га. Мог и просто где придётся, если прижмёт, бросить трактор, выйти в чисто поле, и там, перекрикивая дизель, всех своих обидчиков наказать.
Но эффект конечно не тот. Полного очищения не дает. Поэтому конечно чаще всего девять га. От этого и кличка соответствующая.
Когда Ваню иногда незло на эту тему подначивали, Ваня ничуть не смущался, а очень внятно объяснял, что всё лучше в лесу проораться, чем свернуть в сердцах кому челюсть, и потом маяться совестью и сроком. А свернуть Ване, как я уже говорил, очень было чем. На вопрос кто его надоумил так отводить душу, Ваня говорил, что он ничего нового не выдумал, что так делали его отец, и дед, и прадед, и ещё фиг знает сколько коленов мужиков. Потому что по семейной легенде когда-то в незапамятные времена кто-то из предков, имея несдержанный характер и такие же пудовые кулаки, ударил обидчика и зашиб насмерть. За что и был сперва посажен в острог, а потом сослан в эти самые края. И от него якобы, от этого убивца, и пошел Ванин род и вот эта странная, но эффективная традиция. Выйти в чисто поле, и сказать всё что хочется. И самому хорошо, и потенциальным жертвам не в ущерб.
Полеты в грозу
Мой отец был штурманом полярной авиации. А я, 12-летний пацан, зачитывался книгами о летчиках. Помню, меня особенно впечатлил рассказ Экзюпери “Южный почтовый”.
Я подошел к отцу и, захлебываясь от эмоций, стал зачитывать ему куски из рассказа:
— Из мира, на который можно положиться, его выбросило в мир первых
дней творения, где стихии еще буйствуют все вперемешку…
Отец смотрел с недоумением, я продолжал:
— Пристально следя за авиагоризонтом и высотомером, он стал снижаться, чтобы выйти под облака…
— И что? – спросил отец.
Я продолжал о запасных аэродромах и переговорах с диспетчерами. В конце концов, отец не выдержал и, как мне показалось, с обидой спросил:
— А знаешь, как мы грозу проходили?
— Как?
— А так. Впереди гроза, обойти не получается. Входим, вокруг чернота. Штурман надевает наушники и включает радио, командует командиру – влево. Если треск в наушниках усилился, значит неправильно повернули – командует вправо. Так и проходили.
Увидев мое изумление, отец добавил:
— И запасных аэродромов у нас не было.
С тех пор прошло много лет, отец умер. Когда дочка, после просмотра очередного фильма об американских летчиках, стала втирать что-то об их героизме, я пересказал ей рассказ отца. Кажется, поняла.
Эта история, свидетелем которой я оказался, произошла несколько лет назад на одном оптовом складе Питера. В состав бригады на этом складе, представляющего собой обычный ангар, помимо кладовщиков и грузчиков, входило двое шоферюг, в функции которых входило пилотирование старенького КАМАЗа для перевозки товара по точкам. КАМАЗ, переживая
свой предпенсионный возраст, время от времени заболевал и тогда шоферюги, стимулированные главным кладовщиком имеющейся в изобилии водкой, вынуждены были, по мере сил, осуществлять ремонт своего кормильца. Вот так, в один летний, по Питерски дождливый день, они приступили к переборке коробки передач.
Кто хоть раз видел размер этого агрегата, хорошо сможет себе представить какая это тяжелая работа и вряд ли позавидует двум бедолагам, пытающимся осилить эту работу в полевых условиях (ремонтная база представляла собой небольшой участок площади перед складом и нехитрый набор инструментов).
Работу предполагалось закончить за один день, так как на утро машина была запланирована для перевозки ценного товара крупному оптовому продавцу на Апраксином Дворе. Был конец рабочего дня, уже темнело, работа, как ни странно, ладилась, и, начав расслабляться от чувства удовлетворенности результатами труда и от двух выпитых пол литровки, они приступили к установке коробки на КАМАЗ. Дело это, как я вас уверяю, хлопотливое, но при активном участии грузчиков и ненормативной лексики, за полтора часа оно было таки закончено. В уже почти полной темноте мужики расположились на последний привал, открыв третью бутылку. Водители, как следует из практики, обладают не только недюжыми способностями к употреблению спиртного, но и поразительно острым зрением. И вот, выпив вожделенный стакан, один из бедняг вдруг обращает внимание на предмет, выбранный его напарником по несчастью в качестве седалища. Представьте себе его ужас — это был выжимной подшипник от их КАМАЗА!!!
Не солгу, если скажу, что никогда в жизни не слышал такого количества матерных слов употребляемых в единицу времени. Всем было безумно жаль водителей, но оставаться на ночь им в напарники никто не захотел.
Уж не знаю, как они справились, будучи изрядно пьяными и уставшими, без посторонней помощи и в кромешной тьме, но за ночь они умудрились вдвоем снять коробку, установить злополучный подшипник и водрузить коробку на место!
В назначенное время КАМАЗ был загружен и отправился в рейс. С тех пор я никогда больше не видел этих мужиков пьяными на работе.
ЖАДИНА
Нафаня — почтенный и красивый кот, девяти лет от роду. Залюбленный и зацелованный хозяевами по самую макушку! Соответственно — избалован и немного деспотичен. Была у Нафани любимая игрушка — замусоленная меховая мышь. Уж чем она так нравилась коту? Ведь в покупках "развлекушек" для его особы хозяева никогда скупились.
Две попытки забрать и выкинуть непрезентабельную игрушку заканчивались "плачем Ярославны" Нафани. Он моментально просчитывал, что мышь собираются утилизировать и начинал страдать. Голос у Нафани был скрипучим и очень неприятным в высокой тональности! Поэтому хозяйка быстро мчалась к мусорному ведру и возвращала страхолюдную игрушку владельцу. Кот осуждающе смотрел на "неразумную мать" и уносил обратно свою забаву! Меховая мышь стала долгожителем среди игрушек. Пять лет она радовала Нафаню, который ещё проявлял интерес к своему "сокровищу" несмотря на возраст. Но вот случилось непредвиденное для кота...
У хозяев Нафани была уже взрослая дочка Лена, которая вздумала привезти родителям двухлетнего внука Игорёшу! До этого, сами дедушка и бабушка ездили проведать долгожданного наследника. Игорёша увидел Нафаню и восхитился! Огромный и мягкий кот размерами почти с малыша — он показался ребёнку подходящей кандидатурой на роль лучшего друга. Нафаня этих чувств отнюдь не разделял и вообще — он не привык к "маленьким людям". Жил всю свою жизнь в квартире с двумя "большими"! Игорёк проявил интерес к кошачьему корму из миски Нафани и долго доказывал коту, что бублик вкуснее, пытаясь угостить оным недоумевающего кота. Желал спать лишь в лежанке своего "друга", укладываясь рядом с ним и обнимая его цепкими ладошками. Нафаня терпел! Ему ясно дали понять, что Игорька обижать нельзя ни в коем случае... Да и не собирался он! Оставьте только его в покое и пусть маленький человек уедет... Однако пребывание наследника затягивалось. Как-то днём, Нафаня решил поиграть с мышью, пользуясь послеобеденным сном Игорёши. Но ребенок услышал шум и прибежал, шлепая босыми ногами по ламинату. Старая, замызганная мышь, привела малыша в восторг! Он решил, что можно поиграть вместе с Нафаней, но кот так не считал и резко "зафутболил" игрушку в дальние дали, под шкаф! Да так, что достать её сам он был теперь не в состоянии... Сделав вид, что не очень-то и хотелось, кот ушёл из комнаты. Но к вечеру он предпринял попытку выковырнуть игрушку. Тщетно. Нафаня совсем загрустил и ходил за "мамой" жалуясь и прося помощи. Мать не понимала. Она брала кота на руки, проверяла нос и убедившись, что кот не болен, отпускала его. Игорёк внимательно следил за котом. На следующий день, мальчик настойчиво тянул бабушку к шкафу и указывая на пространство под ним, повторял:
— Мыса! Мыса!
В итоге дед отодвинул шкаф и все увидели злополучную игрушку! Игорёк схватил её и отнёс Нафане.
— На! Мыса! — мальчик положил игрушку рядом с лапами кота.
И тут Нафаня удивил всех! Он аккуратно пододвинул свою мышку к розовой ладошке Игорёши. Потом встал и обтерся головой об щёку ребёнка... Весь оставшийся срок пребывания гостей — эти двое были неразлучны. Такой доверительной дружбы у Игоря больше не будет никогда. С Нафаней они сохранили чудесные отношения на целых семь лет и мальчик непритворно плакал, когда его старый друг ушёл на радугу...
Нафанина мышь, хранится у двадцатилетнего Игоря до сих пор...
Автор не указан
