Холод, тепло и память: заметки на полях одной истории

Двадцать шестого июля я опубликовал рассказ "Испытание Димы Загородских". Благодарю всех, кто откликнулся. Особый интерес вызвал комментарий одного из участников, Эктора, от 27 июля. Его реакция была столь жаркой, что показалась мне полярной противоположностью той морозной истории, что случилась с Димой. Позвольте мне привести его слова и предложить свой взгляд.

Голос Эктора:

"И правда, похожая история есть в запасе у многих. Вот только нормальные мужики не любят её вспоминать. Слишком уж она бьет по самолюбию. Позвольте проиллюстрировать, почему.

Было мне тогда под тридцать, а с женщинами я оставался совершеннейшим невеждой — не то что флиртовать, даже просто говорить с ними не умел. В отчаянной надежде обрести если не жену, то хотя бы родственную душу, я записался в клуб ролевого моделирования. Не компьютерного или интимного, представьте себе, а самого что ни на есть настоящего: дюралевые мечи, кольчуги, эльфы и гоблины в подмосковных лесах.

И вот на одной из таких игр я встретил Её. Невероятную. Ту, о которой можно только мечтать. Её красота и харизма сводили с ума весь "полигон". Атмосфера на таких мероприятиях, как известно, располагает к излишне тесному общению и вину у костра. Но эта девушка была иной. И именно поэтому она пришла переночевать в мою палатку. Она знала, что я не решусь сделать ни единого движения.

Я и не сделал. И не потому, что был святой, а потому, что для меня женщина — это не "галочка" в списке, а целый мир. Она либо становится твоей, либо нет. Полумер не признаю. Утром же, сквозь спазм робости, я всё-таки выдавил вопрос: "Скажи, а это… что-нибудь значит? "

Господи, КАК она обиделась! Эхо её возмущения доносилось до меня ещё месяц. А я-то думал: ничего, что последние полгода моей единственной спутницей была кошка? Разве это нормально — провести ночь с мужчиной, который смотрит на тебя как на недостижимое чудо, а наутро сделать вид, что ничего не произошло? Лучше бы попросила палатку — я бы с чистой совестью ночевал у костра, не из сахара же сделан.

Так что обижаться должен был я. Моя обида была горче — меня даже не восприняли как мужчину, как потенциальную угрозу. Как обогреватель с пульсом.

Вот отчего такие истории не вспоминают с теплом. А у автора того рассказа какое-то странное, на мой взгляд, отношение. Бро, тебя УНИЗИЛИ! Тебе наглядно показали твою ничтожность. Ты был грелкой, живым одеялом. На тебя можно закинуть ногу, не боясь последствий. Чем тут гордиться? "

Мой ответ:

Уважаемый Эктор, твоя история — это крик боли от уколотого самолюбия, и он понятен. Но в ней есть одна роковая ошибка: ты приписываешь другим людям мотивы, рождённые в твоей собственной голове.

Спустя тридцать лет те самые девушки из истории Димы, Юля и Надя, со смехом признались мне в единственном своём стремлении той ночью: выжить. Согреться. Их жесты не были ни кокетством, ни намёком, ни тем более жестоким экспериментом. Это была физиология, чистая необходимость.

"Бедный Дима, — смеялась Юля, — каково ему пришлось! Но он держался молодецки... "?

Они не видели в нём "ничтожество" или "обогреватель". Они видели надёжного, безопасного товарища, который не станет превращать их уязвимость в фарс. Их доверие было высшей формой признания его человеческих, а не ceксуальных качеств. И именно это доверие — а не пренебрежение — и стало для Димы тем катализатором, что превратил мальчика в мужчину.

Ты ждал признания своей мужской силы, а тебе, как ты решил, указали на её отсутствие. Дима же, не ожидая ничего, получил бесценный опыт — опыт тихого мужества, терпения и самообладания. Он не служил грелкой. Он был оплотом, скалой, о которую разбилась стужа. И этот опыт, этот миг взросления, оказался дороже любой интимной победы.

Твоя история — о том, как тебя не увидели. История Димы — о том, как он сам себя нашёл. В этом, мне кажется, и есть вся разница.

Про переводы вспомнилось. Владивосток, главный отель Хендай, поздний вечер. Прохожу мимо лифтов, где происходит сердечное расставание — трясут руки тощий японец и славянский шкаф. Судя по огромной красной потрепанной репе — лесопромышленник прямо из сауны. Оба навеселе. Рядом — худенький паренек переводчик в очечках. Шеф оборачивается к нему и гудит, как растревоженный медведь, яростно: "Саш, ты ему вот что скажи. Самое главное. Если он завтра контракт не подпишет, после того, как мы его столько возили, поили, угощали, развлекали, то он — падла позорная! Гнида е. аная! Так и переведи! Слово в слово! "

На переводчика было жалко смотреть. Если бы в русском языке, кроме восклицательного и вопросительного знаков, существовал знак отчаянья, его надо было лепить с этого паренька. Я не видел финала, просто притормозил, проходя мимо. Но достаточно долго жил в Японии, чтобы знать, как речь лесопромышленника переводится на скудный язык этих умных вежливых чукчей:

"Меня переполняют такие теплые чувства к Японии и к вам лично, я вижу такую огромную перспективу для наших взаимовыгодных отношений, что если нам не удастся заключить наш контракт, от одной мысли об этом мне хочется сделать харакири, переходящее в сэппуку".

Когда-то была у меня учительница, строгая женщина в годах, всегда подтянутая, всегда в хорошем настроении. Жила одна, родственников у нас в городе не было. Я всегда считала, что ей никто и не нужен, пока она не рассказала мне историю. Когда-то в молодости, будучи красавицей, она меняла ухажеров как перчатки. Потом, когда ей было чуть больше 20, на пути встретился, как тогда казалось, очередной молодой человек, который учился в авиационном училище. Он влюбился в нее и как символ их пары подарил ей часы, купив себе такие же. Как-то раз перед полетом он очень просил ее поменяться часами, неизвестно, что на него нашло. Тогда она заметила, что ее часы встали, но он все равно просил отдать их. Она была недовольна, но всё же отдала свои часы. Через некоторое время у нее зазвонил телефон, и голос в трубке сообщил, что самолет разбился, никто не выжил. Она до сих пор считает, что этот молодой человек забрал от нее беду, изменив ее судьбу. С тех пор она больше ни с кем не жила, а его часы до сих пор хранятся у нее на полочке.

С женой я развёлся давно, но отношения поддерживаем, ни я, ни она новыми супругами так и не обзавелись. Я уезжал в командировку, попросил её заходить цветы полить, да кота покормить.

Вернулся я из командировке как раз утром. Да, забыл сказать, что живу-то я на первом этаже. Открываю дверь своим ключом, захожу, а бывшая жена как раз выходит навстречу, мы поздоровались. Смотрю, она какая-то испуганная, прохожу на кухню и слышу, что под окном кто-то стонет. Я открываю окно, а под окном мужик лежит и никак встать не может. Я жене говорю: "Смотри, человеку плохо, помочь бы надо". Выходим с ней на улицу, подошли, а он, оказывается, ногу сломал.

— Как же так вас угораздило? Тут никто и не ходит.

— Да я вот из окна выпрыгнул...

Ну ладно, вызвали скорую помощь, мужика забрали в больницу. Сидим мы с бывшей женой на кухне, обсуждаем этот случай, и я вдруг понимаю, что этот мужик мог выпрыгнуть только из моего окна, выше окна только лестничной клетки. Чем я и поделился с женой. Она густо покраснела, быстро засобиралась домой и ушла, а я сижу и думаю — надо же и не женат, а рога навесили.

Есть во всей этой истории цивилиации один момент, который для меня совершенного необъясним, хотя я и пытаюсь объяснить его вот уже много лет, хотя бы для себя самого.

Языки, на которых говорит все человечество стремительно упрощаются. Всегда, повсеместно, без исключений.

Что такое ноль падежей в соременном итальянском супротив шести