Долгая дорога к просветлению

История началась три года назад, когда мой друг Серёга, известный любитель лёгких денег и сложных схем, притащил ко мне в гараж здоровенный, явно старинный сундук. Весь в пыли, с кованными железными уголками и огромным висячим замком.

"Нашёл на чердаке у бабки в деревне! — сиял он.

— Думаю, там клад! Антиквариат! Но вскрывать буду только с тобой, ты же мне как брат".

Мы поставили сундук в угол гаража, поклялись найти мастера по старинным замкам и никому о нём не рассказывать. Начались поиски. Оказалось, специалистов по средневековым английским висячим замкам XVII века в нашем городе днём с огнём не сыщешь. Серёга погрузился в интернет-форумы кладоискателей, я слушал его многочасовые теории о том, что внутри: то ли золото флибустьеров, то ли секретные карты, то ли прадед-граф скрывал там семейную тайну.

Через полгода он нашёл какого-то чудака из Вологды, который согласился приехать и вскрыть замок "исторически корректно", не повредив его. Мы скинулись на билеты мастера. Тот приехал, три часа копался у сундука с какими-то щупами и спицами, а потом развёл руками: "Замок — бутафория. Прикручен на два болта с обратной стороны. Просто открутите".

Мы онемели. Открутили. С трепетом приподняли массивную крышку. Внутри, на бархатной, истлевшей от времени подкладке, лежала… ещё одна коробка. Обычная советская жестяная коробка из-под монпансье. Серёга, уже не дыша от предвкушения, открыл и её. Там, завернутая в газету "Правда" за 1978 год, лежала записка, написанная корявым почерком:

"Колхоз им. Кирова, бригаде плотников. Колян, Гришан, Вась, вы туда не ходите, вы сюда ходите. А то цемент уже второй рейс простаивает. Вахтёр дядя Миша".

Мы сидели в полной тишине, глядя на эту записку. Всё. Три года тайн, надежд, поисков, тысячи рублей на поездку специалиста… ради послания от какого-то советского вахтёра.

"Ну что ж, — хрипло сказал Серёга, — хоть сундук антикварный, продадим". Мы сняли замок, чтобы отнести его на оценку. И тут, под слоем краски на задней стенке сундука, где висел замок, проступили какие-то гравированные линии.

Серёга схватил растворитель, смочил тряпку. Через десять минут перед нами, чётко и ясно, проступила красивая гравюра: карта какого-то поместья с обозначениями, а внизу — надпись на латыни. Мы перевели её через Google: "Тайна — в ложном дне. Ищи того, кто знает цену железу и крови".

Это было как удар тока! Значит, не зря всё! Значит, бабка была не проста! Значит, коробка с запиской — это просто отвлекающий манёвр для непосвящённых! Наш энтузиазм вспыхнул с новой силой. Теперь мы искали уже эксперта по тайникам и гравюрам. Серёга практически поселился в архивах, я финансировал поездки по всем усадьбам области, которые хоть как-то соответствовали рисунку.

Ещё год ушёл на поиски. Мы нашли усадьбу! Она принадлежала старому, совершенно глухому коллекционеру. Когда мы, трясясь от волнения, показали ему фото гравюры, он долго её разглядывал в лупу, а потом хрипло сказал:

"Да, знаю эту работу. Это Суворов-младший, середина XIX века. Делал фальшивки для богатых купцов, которые хотели "родовую историю". Эту гравюру он клепал пачками. У меня их штук пять в амбаре валяется. Продам вам за пять тысяч, хотите? "

От его слов нас чуть не хватил удар. Мы вышли от него, сели на лавочку у пруда и молча смотрели на воду. Вся эта многоходовка длиною в три года — сплошная цепочка фальшивок и пустых надежд. Наши мечты о богатстве растворились, как дым.

"Ну… — сказал я, пытаясь как-то разрядить обстановку.

— Хоть коробка от монпансье антикварная. Может, её продадим? "

"Забей, — махнул рукой Серёга.

— Давай лучше выпьем. За наши глупые мечты".

Мы купили бутылку виски, вернулись в гараж, сели на старые покрышки прямо перед открытым сундуком. Пили молча, передавая бутылку друг другу. Напиток постепенно делал своё дело, тоска начала отступать, сменившись философским отношением к жизни. Под конец бутылки мы уже смеялись над всей этой абсурдной историей.

И тут, в момент, когда я закатывался от хохота, швырнув пустую жестяную коробку от монпансье в угол, раздался странный звук. Не глухой удар жести о бетон, а звонкий, дребезжащий. Как будто внутри что-то болталось.

Мы замерли. Серёга медленно подошёл к коробке, поднял её, потряс. Внутри что-то звенело. Он с силой сжал жесть в нескольких местах, и дно коробки… отщёлкнулось. Фальшивое дно.

В маленьком тайничке лежал ключ. Не старинный, а самый обычный, современный ключ от почтового ящика. К нему была привязана бирка с номером: Ящик 347.

Мы не спали всю ночь. В восемь утра мы уже висели на двери главного почтамта города. Как только открылось, мы влетели внутрь, нашли ящик под номером 347. Сердце колотилось так, что я слышал его стук в ушах. Серёга дрожащей рукой вставил ключ. Щёлк. Ящик открылся.

Внутри лежал один-единственный конверт. Без марок, без адреса. Мы разорвали его. Внутри был листок в клетку, оторванный от школьной тетради. На нём тем же корявым почерком, что и первая записка, было написано:

"Если вы это читаете, вы большие упёртые [ч]удаки и потратили кучу времени. Но настойчивость должна вознаграждаться. Клад — это опыт, дружба и эта офигенная история, которую вы теперь можете рассказывать. Цемент всё ещё ждёт. Дядя Миша".

Мы стояли у почтовых ящиков, держа в руках эту записку. А потом начали смеяться. Смеялись так громко, что на нас начали коситься почтовые работники. Мы смеялись до слёз, до боли в животе. Это был смех просветления.

Мы ничего не нашли. Но мы нашли всё.

P. S. А коробку от монпансье я всё-таки продал на аукционе одному чудаку, который коллекционирует советский быт. За восемьсот рублей. На эти деньги мы с Серёгой… купили цемент. И построили ему на даче нормальный сарай. Без всяких сундуков.

Бабуля год назад за деда замуж вышла, это её бывший муж, они 10 лет с ним прожили. Не сказать, что душа в душу, он мерзким типом был всю жизнь, жену ни во что не ставил, изменял постоянно, жадный очень, эгоистичный. А бабуля любила его долго, терпела всё, но в конце концов не выдержала и ушла. И дети с внуками от него отвернулись, потому что он говнюк, от него им нужны были только деньги, да и любовницы убежали.

Так вот после первого инсульта он про бабулю-то и вспомнил. Женился на ней, лишь бы одному не остаться, всё на неё переписал, уже не нужно ему ничего.

А сегодня у него день рождения был. Я-то к нему вообще никак не отношусь, мы лет 20 не виделись, да и он ко мне особо тёплых чувств не испытывал никогда, но всё-таки позвонила поздравить, когда они за столом все сидели. Так мне потом бабуля рассказала, что он заплакал от моего звонка, говорит: "Это Настенька звонила, Роднуличка моя".

Сегодня тот самый день, когда я очень ясно осознала, что семья — это на самом деле единственное, что нужно человеку для счастья на протяжении всей жизни.

Еще раз о великом и могучем.

Есть в Нижней Австрии небольшой городок Хайденрайхштайн, с населением всего около четырех тысяч человек. Однажды прогуливаясь там, с удивлением увидел, что одна из соседних улочек носит странное название Похергассе  (Pochergasse). А сверившись с картой обнаружил, что весь этот небольшой райончик, около пятидесяти частных домов и нескольких трехэтажек называется Похер. Одолело любопытство, ведь в немецком языке такого слова нет. Расспросил старичков, что это за название такое. Наконец, один дедок рассказал, что строили все это в первые годы после войны, а назвали так, вроде, русские! (Нижняя Австрия была в советской оккупационной зоне). Прям картина маслом: сидит значит, наш комендант, а вокруг него с чертежами австрийские архитекторы и инженеры расположились, суетятся, лопочут что-то.   Ну и получив разрешение или одобрение на застройку спрашивают: а что господин герр комендант, как назвать новостроечку нашу? На что тыщ комендант ответил по военному лаконично, всего одним словом!

Необходимые разъяснения.

Как известно, советский народ занимался тем, что выполнял и перевыполнял планы.

Всё это происходило, благодаря мудрому руководству коммунистической партии.

В середине 70-х годов первый секретарь ЦК КП Азербайджана Гейдар Алиев проводил совещание с активом хлопкосеющих районов. В зале

Благодаря смекалке советского стайера Виктора Косичкина в конькобежном спорте началась "нейлоновая" эра. Именно он первым понял, что синтетика способна творить чудеса. Вышло это совершенно случайно, рассказывает Виктор Косичкин:

"В Давосе (на чемпионате мира–1960) на "червонце" я попал во вторую группу. Под вечер похолодало.