работает система!

Дорогие друзья! Борьба с корупцией — это не когда взяли с 821 объектом имущества. Борьба с коррупцией — это когда любого чиновника, купившего третий объект, берут на карандаш. Четвертый — берут на ручку. Пятый — берут на жирный красный маркер. Шестой — берут за яйца и начинают их выкручивать. И, параллельно, всем замам и начальникам. Потому что не живет начальник, тем более крупный, в вакууме. Не может он воровать один. А еще если воруешь в ТАКИХ масштабах, то знать про это будет пол города, от ментов и чиновников до простых граждан. Как, например, все годами знали про Тимура Иванова. Да и сам он не скрывался. А брать на 821 объекте одного конкретного — это в рупор и на всю страну орать, что он просто с кем-то не поделился или перешел кому-то дорогу. А в остальном к нему претензий ноль, нормальная часть системы.

И даже это была бы полуборьба, с учетом наших реалий. А настоящая борьба — это как в обители coдoмии и нетрадиционных ценностей — в США. Где налоговая постоянно проверяет соответствие твоих доходов расходам. И, ни дай Бог, расходы их превысят. Это даже в кинематографе отражено. Многие смотрели американские фильмы и сериалы про разных бандитов и жуликов, типа "Сопрано" или "Во все тяжкие". И там наглядно показано, как бандиты, имея кучу бабла, живут в халупах. И всеми силами ищут варианты легализации накоплений. Потому что как только ты купишь тачку или хату, не соответствующую твоим доходам, у тебя мгновенно появятся проблемы. Но это если ты американский бандит. А вот если отечественный мэр — другое дело! Ты под надежной защитой традиционных ценностей.

А особенно смешно слушать рассказы "патриотов", что его специально так долго вели, чтобы собрать доказательную базу и гарантированно посадить. Сидят, значит, доблестные сотрудники и "ведут". Вот у него 10 объектов. Рано. Вот 50. Рано. 100, 200, 300, 400, 500 — все еще рано. 600, 700, 800, 810, 820 — рано. И тут 821 — все, накопили базу, пора! Жаль, "патриоты" не говорят, почему посадить или штрафануть могут за один единственный коммент. Почему не ведут годами и не ждут 821, а действуют мгновенно. Видимо, это другое.

Есть у меня знакомый, который недавно через Авито продавал свою вещь за 6 тысяч. Но покупатель ему перевел сумму двумя частями — 2500 и 3500. Мгновенная блокировка счета и требование явиться в банк, рассказать про свои незаконные доходы. Все деньги заморожены минимум на 10 дней. Чтобы холоп знал свое место. А дяденьке натурально дочку кормить нечем — все деньги на карте. Слава Богу, что на мэров такое не распространяется. А то бы жить нам совсем без мэров пришлось.

Система-то, как видите, есть. Но работает только на холопов. Уж их-то за 6 тыщ трясти будут по полной! А барина за 15 ярдов никто не тронет. Потому что при феодализме законы для них разные.

это чувство, видимо, осталось. Только тигры и медведи в моём случае — это пацаны с липкими руками и навыками “шарить в толпе”.

Случай №1: Канарская разминка

Канарские острова. В кармане джинсов — бумажник с долларами, собираюсь купить авто по просьбе друга на его же деньги. И тут инстинкт просыпается: охота началась. Спиной чувствую, что кто-то уже идёт на заход. Левой рукой прижимаю бумажник. Рывок! Парень лет 16 пытается вытащить лопатник полный долларов на бегу, но натыкается на мой джинсовый “замок” из ладони. Я подставляю ему подножку — он спотыкается, но, как акробат, уходит дальше.

Попутчик:

— Ты чего?

— Да так, проверка тормозов у местных.

Случай №2: Троллейбусная атака

Захожу в переполненный троллейбус, за мной — серый, невзрачный тип, как будто сошёл с инструкции “Как стать незаметным”. Толпа нас вжимает, и тут я чувствую: пошло шуршание по карманам. Денег почти нет, но сам факт — неприятно.

И вот, не поворачиваясь, молча — бах! — локтем в голову. Такой тихий, беззвучный приём, что даже окружающие сначала подумали: “О, мужик просто размялся”. А он — с подножки вниз.

И тут же бабушки начинают концерт:

— Ах ты ирод, зачем человека ударил?!

Я:

— Он вор!

— А-а-а, ну тогда добавь ещё!

Чувствую, что у меня появилась группа поддержки, готовая выдавать бейсбольные биты на месте.

Понимаю, что если бы у бабушек были медали “За бой с преступностью” — они бы мне выдали две.

Случай №3: Венецианская концовка

Венеция. Сажусь в морской трамвай последним, за мной мужик. Стою в трёх метрах от двери, он не обходит. Поворачиваюсь и спокойно говорю по-русски:

— Мужик, это не твой день. Иди отсюда.

Он разворачивается и уходит без слов, как будто кнопку “Off” нажали.

И правильно, потому что в этот день я был в туристических брюках с 16-ю карманами. Бумажник лежал в самом непредсказуемом месте — в кармане на уровне кроссовок. Даже я сам пару раз туда лез и удивлялся:

— А что он здесь делает?

исполнился 41, Фогг вдруг решил ограбить судебную кассу. Сделал он это незатейливо: тупо взял лом, и поперся на дело. Конечно, его опять арестовали, и приговорили аж к 15 годам.

— Доннерветтер, них[рена] не получается, — огорчился чувак.

— Может, надо как-то продуманнее относиться к преступной деятельности? Навести орднунг?

В тюрьме у него было много времени для раздумий. К тому же, Фогг наслушался интересных баек, в том числе, о двух миллионах марок, которые якобы хранились в ратуше города Кёпеника, что под Берлином. [фиг]ли миллионы там делали столько лет — неясно.

В 1906 году Фогга освободили, он поехал в городок Висмар, и честно работал сапожником. Но его оттуда вытурили. Тогда Вильгельм переехал в Берлин, но и оттуда поперли с волчьим билетом. Еще и паспорт конфисковали.

— Ну все, суки, сами доигрались, — решил Фогг.

В Германии правил кайзер Вильгельм II, вся страна была одним военным лагерем. Назревала Первая Мировая.

Фогг прошелся по старьевщикам, собрал себе по частям форму гвардии капитана. Нарядился, и пошел по Берлину. Ну идет и идет, мало ли тогда военных шастало. Во время смены караула, Фогг остановил два отделения солдат-гвардейцев, предъявил им поддельный приказ, и говорит:

— Херрен зольдатен! Принимаю над вами командование! На Кёпеник, айн-цвай!

И по[сле]довал впереди отряда в Кёпеник, прям по железной дороге, как паровоз. По дороге угостил солдат пивом, выдал по марке, и гвардейцы полюбили его, как маму родную. В огонь и в воду были готовы за таким за[дол]батым капитаном.

Фогг явился в Кёпеник, и буквально оккупировал город. Еще до дедушки Ленина он сообразил, что надо захватить почту, телефон, мосты и вокзал. Самым наглым образом собрал жандармов города, и приказал.

— Ахтунг! Ахтунг! Оцепить улицы, для обеспечения тишины и спокойствия. Охранять почту, чтоб туда никто не прошел. В Берлин звонить буду, самому кайзеру.

Жандармы оцепили город, а Фогг с солдатами ворвался в ратушу с воплем:

— Хенде хох! Млеко, яйки… Ой, [м]лядь, это еще рано… Вы арестованы, короче!

В ратуше он развел бурную деятельность, прикомандировал к себе чиновника, арестовал бургомистра и старшего кассира.

— За что, херр капитан? — взвыли те.

— Сами вы херы, майне кляйне долбое[ж]ы, — важно отвечал Фогг.

— Я вас арестую за нерегулярные расчеты подземных работ.

Никто них[рена] не понял, но форма капитана и документ произвели на законопослушных немцев неизгладимое впечатление. Фогг порезвился в ратуше с часок: реквизировал из кассы бабло, около 4000 марок, оставил расписку в получении, подписанную фамилией начальника тюрьмы, в которой сидел.

Потом сказал своей команде:

— Херрен зольдатен унд жандармен! Благодарю за службу! Я отправляюсь в Берлин, для доклада самому кайзеру, а вы соблюдайте орднунг, и сохраняйте оцепление улиц еще полчаса.

На глазах у изумленной публики Фогг отмаршировал на вокзал, там в буфете залпом выпил кружку пива, и сел на ближайший поезд до Берлина. Переоделся в гражданское, и отправился наслаждаться жизнью. Но через 10 дней его взяли. Настучал сокамерник, с которым Фогг поделился своими планами.

Поднялась пи[c]ец, какая шумиха. Вся Германия ржала над тем, как ловко сапожник на[дури]л целый город.

О случившемся сообщили кайзеру Вильгельму. Он пришел в восторг, и заявил:

— Дас ист фантастиш! Вот что значит дисциплина. Ни один народ мира не сможет за нами угнаться!

По ходу, вывод так себе, если при[стук]нутый сапожник может захватить город, размахивая бумажкой и погонами. Но должен же кайзер был что-то сказать. Еще Вильгельм поставил на досье Фогга пометку "гениальный малый".

Дали чуваку всего 4 года, но выпустили через 2, потому что вся Германия писала прошения о помиловании. Фогг стал знаменитостью, и ушел в шоу-бизнес. Продал задорого права на свою биографию, выступал с рассказом об афере в цирках и театрах, записывался на грампластинки, продавал автографы. Фанатов было столько, что его выступления проходили под охраной жандармов. Весь мир знал его, как "капитана из Кёпеника".

Он неплохо заработал, купил дом в Люксембурге и переехал туда. Но потом обнищал во время войны, много болел. Умер в 1922 году. Когда Фогга несли на кладбище, мимо шел отряд французских солдат, которые тогда стояли в Люксембурге. Капитан спросил:

— Кого хороните, медам и месье?

— Капитана из Кёппеника, — ответили ему.

— О, мон дьё, так покойник мой коллега!

И капитан приказал отряду отдать усопшему воинские почести. Что вполне заслуженно, я считаю. Немцы тоже так решили, и установили у входа в ратушу Кёпеника бронзовый памятник капитану.

Мораль будет такая: не стоит так уж доверять форме и бумажкам. Иногда и башкой надо подумать, чтобы не стать посмешищем. Орднунг — это хорошо, конечно, но не до абсурда. Если выбирать между фанатичным стремлением к орднунгу и некоторой долей здорового раз[гиль]дяйства, лично я сделаю ставку на второе.