|
В стародавние времена, когда я был ещё только начальником сектора и сидел в кабинетике с предбанничком (там проводили всякие летучки, стоял здоровенный кульман и светокопировальный стол), ещё сидела и секретарша, из-за которой эта история и заварилась. В то утро было совещание у начальника отдела, и я предупредил секретаршу, что до обеда меня не будет. Кот из дома — мыши в пляс, эта секретутка притащила откуда-то кучу лифчиков французских и потащила всех баб их мерять, да не куда-нить, а ко мне в кабинет (благо, ключи у неё были). Совещание закончилось быстро, потому что на все мои просьбы убрать с этажа механиков и перевести их в цех, так как у нас люди друг у друга на головах сидят, и скоро меня из кабинета в коридор выселят, начотдела сказал:
— Ну что ж, пошли, посмотрим... В кабинет мы зашли из коридора, минуя предбанник, и застали пяток полуголых теток, крутящихся друг перед другом. — Да, и впрямь у вас тесновато, — сказал нач отдела, — но зато весело. |
| 30 Apr 2017 |  |
| - вверх - | << | Д А Л Е Е! | >> | 15 сразу |
Лет 55 назад мы жили в Алма-Ате, на самом её краю, а рядом с нами, через огромный овраг был военный аэродром. Зимы там — ого-го какие, снега и мороза вдоволь, потому мы с другом (то-же 10-летним мущщщщиной) воскресным зимним утром встали на лыжи и покатили по окрестностям. Друг был сильно слабее меня, потому я впереди прокладывал лыжню. Неспеша, мы шли по самому дну оврага, как вдруг вверху, слева от нас сильно потемнело и лавина (человек 50-60) совершенно чёрных людей, до того стоявшая на вверху, на краю оврага, с криками, гиканьем и залихватским свистом, как лавина, полетели сверху на нас. Поняв, что мне не уйти от... от чего-то ужасного, я остановился и стал ждать судьбу, а дружок, забыв, что почти не умеет ходить на лыжах, на второй космической скорости, поднимая на целине огромную тучу снега, исчез за горизонтом...
В самом деле чёрные люди (настоящие выходцы из Африки, обучавшиеся в сссре военно-лётному мастерству), в чёрных комбинезонах "технарей", начали на ломаном русском просить одолжить лыжи покататься, т. к. у них снега вообще не бывает. Это меня развеселило и я дал им свои лыжи.
О, аллах, как они радовались этому, катались больше часа, а потом с поклоном вернули их мне. Хорошие ребята, оказались!
Мне плюют в лицо. Друзья детства называют мразью. Взрослые, которые нянчились с маленькой мной, кричат, какая я тварь. Я отправила мать в дурку и забила на неё. Она всю жизнь изменяла папе, не могла остановиться, говорила, что это сильнее её. Реально, ложилась под первого встречного. При этом невероятно добрый человек, всегда готова помочь другим,
У перехода метро заметил субтильную красавицу с огромным чемоданом и глазами, полными ужаса: она смотрела на лестницу, уходящую вверх. Сталинских времен переход между радиальной и кольцевой, богато декорирован, но смерть инвалидам. Не то что эскалатора нет, но и поручней. Я предложил помощь, втащил этот чемодан наверх и покатил его дальше,
Еду вечером в СРЕДУ СЕДЬМОГО августа с нашей сисопойнтовки, выхожу из метрона Заречной и неспеша двигаюсь домой. А передо мной еще более неспеша втом же направлении движется пожилая пара. Поневоле слышу их разговор. Асмысл его вот в чем: трамвай, на задней площадке девушка с виоланчелью(бог знает как эта штуковина пишется), рядом сидит мужчина и держит насвоих коленках ячейку с куриными диетическими по рубь-тридцать. Контролер, пожилая тетка, проверяет билет у девушки и требует оплатить и провоз балалайки. Девушка отказывается, говоря что нету таких законов, чтобы за инструментплатить. В дискуссию вступает мужчина, поддерживая музыку и всех милыхмузыкантш в лице этой девушки. Кассирша не унимается и идет к переднимдверям читать правила провоза багажа. В это время мужик выходит на остановке, унося с собой свои диетические, а на его место садится парень. Вернувшаясякассирша набросилась опять на девушку и, тыча пальцем в сторону руля трамвая, продалжает требовать оплату, а затем, поворачиваясь к парню, произноситсокраментальную фразу:
— А тебя, мужик, ежели буш выделываться, заставлю платить за свои яйца! Ошалелый парень одуревшими глазами смотрит на вагонную власть и медленнопроизносит:
— А чо, мои яйца больше ее скрипки?