не самая творческая. Как раз для таких сопляков как он.

Все как всегда шло хорошо, без проблем. Валяйся себе на траве, смотри на небо да поплевывай под ноги — красотаа! Ну только чаще под ноги смотри.

Но вот однажды одна из коров вдруг из добродушного, жвачного существа, производящего слюни и говно, превратилась в полоумную, бодливую тварь с грудью десятого размера нараспашку. Стала носиться по лугу, брыкаясь и по своему, по коровьи матерясь. В чем причина такой метаморфозы Васька знать не знал и сильно растерялся. Попытка усмирить ее с помощью дрючка, который как правило сразу помогал, не только не привела ни к чему, но и устроила Ваське такую себе мини-Памплону. И ему пришлось спасаться бегством. И бежать к соседке, Бабе Ольге, с чьей коровой и произошло это кафкианское превращение. Баба Оля взяла дрын, веревку, подоткнула подол, сказала, что корова зирвАла бугаИ и ей нужно срочно на свидание. С колхозным быком. Поймала корову, обвязала ей рога и пошла. Ваську же попросила помочь, потому что была уже стара носиться наперегонки с крупным рогатым скотом и одна могла не управиться.

Не без приключений прошли они через долину, взобрались на Казацкую долину и мимо кладбища вышли к колхозным фермам. Там у всех коров был дом свиданий. С местным альфа-быком.

Свидания эти происходили по рабочему, без всякой слезливой романтики.

Корову заводили в огороженый бревнами загон. К лесу передом, к романтике задом. Для остроты ощущений привязывали за рога к огороже. И выводили кавалера. Полторы тонны романтики. Несколько энергичных па копытами и с петтингом покончено.

Но это в теории. А на практике дело пошло немного не так. Корова бабы

Оли была тщедушная. И когда бык взгромоздился на нее всеми своими полутора тоннами, лапы ее дрогнули, подогнулись и разъехались. Корова обрушилась под тяжестью о земь. В поперечно-перекрестный шпагат.

Для коров такая поза в диковинку, непривычная. Не нравится ни ей ни ему.

Ярится бык. Проклинает все на свете корова. Мужики пытаются стащить быка с нее. А он тоже как бы на ручном тормозе, задний ход давать не привык.

А корова еще и рогами к огороже привязана. Едва стащили быка. Подняли корову, зафиксировали позу, попросили минуту не двигаться и улыбаться.

Снова сказали быку фас и разбежались. И снова пошел он на штурм. И снова верхи не могут. А низы уже вроде даже и не хотят. Снова корова как

Дерюгина распласталась в грязи. Еще раз бык едва не вывихнул свой... ногу. Снова мужики, матерясь и переплевываясь, бросаются, чтобы разнять спарринг-партнеров. Надрываются мужики, соскальзывают и падают в грязь, ярятся, бьют кнутами быка, корову, другу друга.

Растащили насилу. Распрямились. Отряхнулись. Отдышались. Все. И как только лапы у коровы перестали дрожать – снова включаем зажигание.

Утробное бычье ура! И еще один приступ. И снова у пары не получается поддержка. Снова мат. Крики. Бычий рык и девичий стон.

Баба Оля смотрела на все это, вытирая слезы. Жаль корову. С ее суровой коровьей любовью. И вдруг вспомнила, что пришла вместе с Васькой!

Прижала она его с себе, закрыла сухой как сухарь ладонью глаза и сказала сквозь слезы:

— Не дывысь, сынку, бо цэ нэ е%%я, а смертоубийство.

Сынок пробурчал что-то вроде того, что стал посещать дополнительные занятия по русскому языку, чтобы подтянуть предмет.

Мне оставалось только порадоваться.

Но вот однажды подвез я его как обычно в школу и только отъехал — обнаружил, что у меня остался его ключ от квартиры. Пришлось возвращаться в школу — отдать ключ.

Сына своего я сразу разыскать не смог, поскольку никто не слышал ни о каких факультативах по русскому. Наконец одна девчонка на мой вопрос ехидно так ухмыльнулась и сказала, что все ребята в кабинете биологии.

Разыскав этот кабинет, я тихонечко отворил дверь и узрел жуткую и ничем необъяснимую картину.

В центре помещения стоял скелет, на нем был надет пиджачок от школьной формы, а вокруг него стояло и сидело человек пятнадцать пацанов (включая моего сына), и все они поливали это чучело самым что ни на есть отборным матом, причем делали это беспрерывно. Мне даже показалось, что скелет трещал и дымился. (Как потом выяснилось, так оно примерно и было).

Я резко вошел в кабинет, мат смолк, и я вызвал сына для объяснений в коридор.

И вот, что он мне рассказал.

Оказывается, отец одного из его одноклассников был профессиональным изобретателем. Не нравилась ему, что его сын ругался матом, и он решил пацана от этого дела отучить. Соорудил приборчик из фонетического анализатора, распознающего мат, небольшого самодельного аккумулятора и обширной электрической цепи. Все это он заделал в пиджак от школьной формы сына. Как только сынок переходил на нелитературный язык, он получал удар током. Не сильный, но чувствительный. А поскольку в школе существовали строгие правила — ходить только в форме, задумка изобретателя до поры до времени действовала.

А парень страдал, как при ломке. Ведь нынешние восьмиклассники (и не только они, конечно) — без мата себя чувствуют так, будто им язык отрезали.

Но наконец какой-то отличник по физике сказал, что придумал выход, но надо провести эксперимент. Собрали полтора десятка добровольцев за полчаса до начала занятий в кабинете биологии, надели нашпигованный электроникой пиджачок на скелет и стали материть его почем зря.

Отличник оказался прав в своих расчетах — через полчаса бесперебойного мата аккумулятор сел.

Ну вот с той поры и пошли эти факультативы по русскому.