датчики, протирает приборы ватным тампоном, смоченным спиртом. Бросает его в сторону мусорного ведра… тампон падает на электрическую плитку. В обычной атмосфере — лёгкий дымок. Здесь — мгновенная вспышка. Огонь за секунды охватывает камеру.

Пока снаружи сбрасывают давление, Валентин уже обгорел, но остаётся в сознании и успевает сказать:

— Никого не вините… сам виноват…

Эта история будет скрыта почти тридцать лет. Но урок так и не был выучен: через шесть лет в США три астронавта сгорят в Apollo 1 — причина та же.

Годы спустя, уже на палубе моего судна, где готовили глубоководных водолазов, кислород снова напомнил, что он опасен.

Дыхательная смесь водолазов — гелий с 21% кислорода. Чистый кислород хранится отдельно и перед погружением подаётся в систему. Один из техников, торопясь, резко открыл вентиль баллона. Поток под чудовищным давлением пронёсся по шлангу, сжал газ и мгновенно его разогрел.

Шланг от перегрева расплавился и лопнул. В момент разрыва струя чистого кислорода рванула обратно в баллон, и от резкого сжатия с нагревом произошёл взрыв.

Баллон сорвало с креплений, он взвился в воздух, грохоча по палубе, пока не врезался в борт. Люди подпрыгнули, некоторые уже собирались прыгать за борт.

Когда всё стихло, я сказал только одно:

— Кислород — он как море. Даёт жизнь, пока к нему относишься с уважением. И забирает её в ту же секунду, как начинаешь торопиться.

и сервис для многих медицинских учреждений.

Дело было лет 15 назад, когда Мишу (моего брата тоже зовут Мишей) только перевели в этот госпиталь, и он еще не до конца разобрался в том бардаке, который оставил ему предшественник.

Идет совещание руководства о закупках оборудования. Задача это непростая: госпиталь государственный, вернее, финансируется из бюджета штата. Бюрократия хуже, чем в СССР, заявки надо подавать на год вперед. Что именно понадобится госпиталю через год, известно только господу богу, а то, какие заявки бюджетная комиссия штата решит удовлетворить, а какие пошлет подальше, неизвестно даже ему. Поэтому запрашивают на всякий случай всего и побольше. Потом ненужное оборудование валяется по складам, а без нужного Миша выкручивается как может.

Выступает один из докторов, в нашей терминологии зав. неврологическим отделением. Рассказывает, что у него много инсультников, а согласно последним исследованиям таким хорошо помогает лечебная гипотермия. То есть если пациента в первые сутки после инсульта поместить в криокамеру и снизить его собственную температуру с 36.6 до 34-35 градусов, то инсульт переносится гораздо легче и с менее фатальными последствиями. Вот хорошо бы эти криокамеры закупить, хотя бы на будущий год, хотя бы парочку.

Миша говорит: покажите мне эти криокамеры, чтобы я хоть знал, что искать. Доктор показывает (на экране компьютера, смартфоны еще были не особо в ходу). Это, оказывается, не гроб на колесиках, а что-то вроде большого одеяла, пронизанного трубками. Пациента в него заворачивают, по трубкам пускают ледяную воду, получается охлаждение.

Миша:

– Так у нас есть эти одеяла! Лежат на складе в количестве шести штук, артикул такой-то.

Все доктора хором:

– Да нет, это совсем другие одеяла. Не охлаждающие, а согревающие. Для помощи при обморожениях. Обморожений у нас, правда, давно не было, кругом не Аляска, и вообще глобальное потепление на дворе.

Миша:

– А какая разница, что на них написано? Пустим по трубкам холодную воду вместо горячей, и вуаля, получите гипотермию и распишитесь.

Пока доктора переваривают эту мысль, опять встревает невролог. Одних криокамер мало, нужен еще специальный монитор, который отображает активность мозга, типа упрощенной энцефалограммы, чтобы пациента ненароком не заморозить насмерть.

Миша:

– А чем вам обычные прикроватные мониторы не хороши?

Доктора опять хором:

– Майкл, вот вы не врач, так и не лезьте не в свое дело. Нам нужна активность мозга, а эти мониторы показывают только пульс, давление и температуру.

Миша:

– Так это потому, что мы к ним присоединили пульсометр, тонометр и термометр. А мониторы сами по себе универсальные, я вам на них любой график выведу, хоть биржевой курс, хоть урожай гуано в Венесуэле, лишь бы был USB-разъем. Покажите мне сам датчик, который эту активность мозга снимает, а как прицепить его к монитору, я придумаю.

Невролог показывает. Это тряпичная повязка на голову, в ней два электрода на висках, простенькая микросхема и, действительно, USB-разъем. Фитюлька ценой 100 долларов в базарный день, по сравнению с бюджетом госпиталя копейки. Одна беда: в магазинах эта фитюлька не продается, надо заказывать по всей форме через бюджетную комиссию, то есть из-за ерунды все-таки задержка как минимум на год.

В обеденный перерыв Миша рассказывает эту эпопею своей команде, то есть тем людям, которые непосредственно обслуживают и ремонтируют госпитальную технику. А на обеде присутствует жена одного из техников, немолодая мексиканка, которая тоже работает в госпитале в должности... ну, не прачки, а что-то вроде кладовщицы или сестры-хозяйки. Заведует бинтами, халатами, швабрами и тому подобным барахлом в одном из отделений. Очень активная и общительная тетенька, всегда вникает во все рабочие дела мужа. Мишу, как мужниного начальника, бесконечно уважает и приносит на обед домашние энчиладас специально для него.

Вот эта донна Роза, посмотрев через плечо мужа на картинку с повязками, необычайно оживилась и говорит:

– Где-то я эти штуки уже видела. Ах да, конечно, они уже лет пять валяются у меня в отделении в кладовке, всем мешают. Никто не знает, откуда они взялись и для чего.

Миша тут же побежал в кладовку смотреть. Действительно, те самые повязки с электродами. Поднял документы – они, оказывается, числились за кабинетом лечебной физкультуры как повязки для фитнеса. Кто-то заказал, чтобы мониторить активность мозга во время упражнений, потом обнаружил, что они с тренажерами никак не стыкуются, и забил на это дело.

Вот так благодаря цепочке совпадений криокамеры запустили в работу не через год-полтора, а всего через неделю после совещания. Спасли энное количество инсультников. Главный невролог ходил именинником, говорил, что за его 30 лет стажа еще ни одна проблема не решалась так быстро. Донне Розе выписали премию, очень приличную в сравнении с ее небольшой зарплатой. А Мише – только моральное удовлетворение, он же не сотрудник госпиталя.

когда такое было.

Измеряю давление, оно ни с того ни с сего низкое, а пульс реально под 120. Сижу, пью корвалольчик и соответствующие таблетосы. Мама, разумеется, нервно порхает вокруг, а я концентрируюсь на этом стуке в своем скворечнике и думаю, красиво сейчас будет отчалить с таким там-тамом. Ну хоть под любимый бит. И неожиданно стук исчезает.

Я делаю нехитрый вывод, что источник этого шума перестал качать внутри то, что нужно, и остановился, потому что иначе как ещё это можно объяснить?!

Собрался немедленно в мир иной, вспомнил, что постановка в МХТ у меня уже случилась, успокоился. Жду, так сказать, апостола Петра. Маме не сообщаю. Смотрю на 92-летнюю бабушку напротив и думаю, как иногда хитроумно устроена жизнь. Сейчас же раньше проскочу. Проходит минуты две, бедные познания в медицине заставляют вспомнить, что при таком раскладе я бы уже, конечно, ласты склеил. Измеряю пульс пальцами, он есть и в общем-то точно такой же.

Медленно до меня начинает доходить, что стучало, скорее всего, не в голове, а у соседей, может, какой-то рейв. Когда минут через десять музон возобновился, я понял, что просто 120 ударов в минуту, стандартные для электронной музыки, и мои 120 полностью совпали. Я, разумеется, пришел в себя, таблетка подействовала, пульс упал до стабильных моих 70, и я остыл.

Звоню папе, жалуюсь на это всё, мама проверяет мне давление на всякий случай и говорит восхитительную фразу своим достаточно тонким и переживающим голосом: "Ну, это всё из-за меня! Ты у меня унаследовал и нервную систему, и давление, и пульс... Во всем я виновата! Надо было папе, конечно, другую жену выбирать".

Занавес