У моей подруги синдром Аспергера, при этом она социопатка. Очень сложно с ней общаться, но на самом деле она потрясающий человек, а я еще и влюблен в нее.

Она может забыть ответить на сообщения, по телефону разговаривать для нее вообще мучение, к себе практически никого не подпускает. Более-менее нормально общается только со мной и со своей сестрой, ко всем остальным агрессивна или просто не обращает внимание. Может сидеть несколько часов, не двигаясь, абсолютно молча, ни на что не реагировать и смотреть в одну точку. Начать с кем-то разговор для нее мучение, руки даже трясутся.

Она лечится и весьма успешно, но иногда срывается. Может идти по улице и начнет кричать или смеяться. Однажды у нее не получался рисунок, и она начала колотить по стене, пока не сломала руку.

У одногруппницы умер отец, все ей сожалели, а моя подруга даже бровью не повела. Зато когда у меня сгорела квартира, она единственная меня приютила и собрала мне денег на жилье, кормила и ухаживала за мной, когда я сильно заболел.

Не знаю, как в ней сочетаются бесчувственная мразь и заботливое солнышко, готовое на все ради друзей. Я люблю ее, помогаю с лечением.

Надеюсь, что когда-то она вылечится.

Недавно у меня умер отец. Отношусь к этому философски — в свое время он сам и научил меня, что убивающиеся по полгода от горя жалеют не умершего, а себя, а жалость к себе — проявление нездорового эгоизма. Как бы плохо и одиноко мне ни было, я стараюсь не унывать.

Меня поражает реакция моих знакомых. Все говорят разные вещи, но суть их высказываний сводится в общей сложности к следующему — "как, ты не убиваешься, не рыдаешь по ночам; тебе что, совсем его не жалко; да ты же станешь так моральным уродом". И все, все пытаются развести меня на истерики, слезы, сентиментальные признания.

А я буду продолжать улыбаться, если мне весело, смеяться, если смешно, и не буду ходить как кислое говно, только потому, что считают, что ТАК НАДО. Мне плохо, больно и одиноко, но я не собираюсь выворачивать душу перед каждым встречным.

И я буду шутить про то, что мой батя играет с Кобейном и выпивает с Горшком — пусть меня и записывают в [ч]удаки каждый раз, когда я так говорю.

— Митяй, к слову, расскажи как ты в бизнес пришёл.

— Ну... Если начинать с самого начала, дело было в 86-ом, я тогда в армейке был. Генералитету моча в голову ударила провести учения, да не боевые, а, так сказать, бытовые. Типа как наша часть сможет расположиться в походе, как развернётся полевая кухня, как там со снабжением, а уж потом как-нибудь и пострелять можно. Ну, короче тогда опробывали новые пайки, в упаковках с воздушными пузырями. Суть была в том, что их можно было сплавлять по реке, тип чтоб на передовую отправлять, не паля контору и не рискуя снабженцами.

Расположили часть, пояснили задачу, три дня сидим у реки, ловим пайки. Мы находились выше по течению... С начала мы просто тырили чужие пайки, типа утонули(не поймавшим пускали ещё порцию). Потом мы научились определять офицерские пайки и жрать уже их. Потом мы начали барыжить пайками. Когда Лёша со Шпалерой натянули масксеть поперёк этой узкой, но бойкой речушки, приехал полковник, всыпал нам люлей, выдал всему отделению нарядов выше крыши, а затем передал экспериментаторам, что такой способ снабжения... Не лишён недостатков)

20 МЕТРОВ

Вначале я увидел палку над крышами машин, а потом уж и его разглядел:

Щеки красные, глазенки испуганные, в одной руке клюшка, в другой огромная черная сумка на колесиках.

Самому хоккеисту лет семь – восемь.

Машины на его пути стояли так плотно, что неподъемная сумка между ними не пролезала, хоть плачь.

Я вылез