дружно хором над чем-то своим ржет. Кто-то из славян. Какие-то восточные люди уныло ковыряются в блюдах, явно выискивая там останки свиней. Небольшая компания прилично одетых мужичков в очечках — те вообще молча сидят, тыкаются в гаджеты и непонятно — откуда они взялись. И мы с женой и с детьми. Нас пятеро.

Входит пожилой немец в пиджаке с галстуком и в шортах. Явно подвыпил. Удивленно оглядывает зал — и не видя соотечественников грустно садится за соседний с нами стол. Что-то заказывает из еды, в баре прикупает себе бутылочку шнапса на полыни в тряпичном мешочке. С удовольствием выпивает рюмашку и повеселевшим взглядом оглядывает зал. Безошибочно определив в нас иностранцев, спросил — откуда мы приперлись в эту дыру?? Узнав, что из Москвы, вздохнул и пошел к пианино. Ссадив мальчишку с табуретки начал что-то наигрывать соул-джазовое. Причем очень неплохо для деревенского дяденьки. А потом запел — густым бархатным Леонардо Коэна баритоном:

Я по свету немало хаживал, жил в землянках окопах тайге..

С сильнейшим акцентом, но с удивительно четким произношением. Мотив конечно был его собственный, но аранжировка на мой взгляд ничуть не хуже оригинального марша. Зал стих, все повернулись к исполнителю.

И тут компания хорошо одетых мужчин хорошо поставленными голосами и очень грамотно поставив тональность стали подпевать:

Похоронен был дважды заживо,

Знал разлуку, любил в тоске.

Совершенно неожиданно, компания мужиков-работяг в углу когда пошел припев грянула:

Но Москвою привык я гордиться и везде повторял я слова:

Дорогая моя столица, Золотая моя Москва!

В конце уже пел весь зал, и даже восточные люди подхватили:

И врагу никогда не добиться,

Чтоб склонилась твоя голова,

Дорогая моя столица,

Золотая моя Москва!

Это было настолько неожиданно и здорово, что немец аж прослезился.

Да и мы тоже не скрывали своих слез. А все оказалось весьма просто.

Хорошо одетые мужички оказались физиками из МИФИ и ехали из Мюнхена в Зальцбург на тамошний фестиваль хоров. Сами они тоже временами пели в академическом хоре МИФИ и потому были столь грамотными певцами. Славяне-работяги были с Западной Украины и ехали наоборот из Австрии в Германию на работу. Восточные люди оказались азербайджанцами - торговцами из Нахичевани и тоже не раз бывали по делам своим и в Москве и в Мюнхене. А немец — простой учитель истории из бывшего Карл-Маркс Штадта, переехавший после объединения в соседний Берхтесгаден. Он прекрасно играл на пианино и знал множество песен на всех языках.

Потом мы пели и Let it be, и Дывлюсь я на небо, и Очи черные, и Бела Чао. На наше пение подтянулись и местные немцы с аккордеоном. Когда мы уходили — ншум, гам, веселье и братание русских, украинцев, немцев, азербайджанцев и турок было вовсю. Спасибо тебе, Йохан, за наш вечер, за то самое немецкое гостеприимство, которое реально, а не на словах объединяет народы. Спасибо и тебе, Москва, за то, что всегда и везде с нами.

и Олег беседы душевные с ним вел, но ничего не помогало, после очередной контрольной, удивляясь самому себе, завуч ставил Олежке дФа и задумчиво смотрел в окно. Олег знал математику лучше нас всех, но писал неряшливо, "непонятно" и снова получал три в лучшем случае. Олег был близок к отчаянью, мы не знали чем помочь.

И вот в один прекрасный день рядом с дверью кабинета завуча появилась надпись — "Х[рен]".

— Это не я, сказал Олег, как только пересек порог школы.

— Зайди ко мне, поманил пальцем завуч, пунцовый от возбуждения.

Все время до начала уроков Олег стирал надпись. В результате буквы поменяли цвет и стали в двое больше.

— Ты у меня эти буквы зубами выгрызешь, сказал завуч и принес зубило из кабинета руда.

Олег снова взялся за работу. Через час он вырубил в стене три заветных буквы чуть ли не в метр высотой. Вся школа на перемене ходила любоваться на надпись. Завуч бился в припадке. Пообещав убить Олега, он пинками выгнал его из школы и позвал завхоза. Завхоз принес ведро с цементом и зашпаклевал. Надпись прекрасно читалась и стала еще больше. Закрасили пол стены краской. Нифига. Стали сбивать рельеф. Выдолбали дыру как от снаряда, заделали, повесили плакат, навестили в больнице завуча. Но еще долго проходя мимо стены ученики многозначительно переглядывались.