06:13 утра, полет над Атлантическим океаном проходит спокойно, пассажиры дремлют, в салоне раздают завтрак. И вдруг тишина: ни гула двигателей, ни привычного вибрирующего фона. Огромный Airbus A330 с 306 людьми на борту превратился в планёр.

Что-то пошло не так ещё час назад. Но сейчас это уже не "неполадка" — это почти приговор. И всё, что у экипажа осталось, — высота, скудный запас энергии и девятнадцать минут до того, как самолёт коснётся воды… или земли.

23 августа 2001 года. Вечер в аэропорту Торонто. В зале вылета звучат голоса на португальском и английском, кто-то нервно проверяет билеты, кто-то уже успел купить сувениры в дорогу. Среди пассажиров рейса TS236 — отпускники, возвращающиеся в Португалию эмигранты, новобрачные на медовом месяце и те, кто летел по семейным делам.

На перроне готовят к вылету Airbus A330-243. Этот белоснежно-синий самолёт с бортовым номером C-GITS уже заправили. В баки залили 46, 9 тонн авиационного керосина, что хватит для перелёта через Атлантику с запасом. Экипаж планирует 7, 5 часов в воздухе и мягкую посадку в Лиссабоне.

Погода ясная, видимость отличная. Перед вылетом диспетчеры скорректировали маршрут, чтобы обойти загруженные воздушные коридоры. Это мелочь… но именно эта "мелочь" сократит варианты, когда начнутся настоящие проблемы.

Командир рейса 236 Роберт Пише (Robert Piché) — ветеран с 16 800 часами налёта, почти 800 из которых пришлись на Airbus A330. Его путь в авиации начался с работы механиком в небольших компаниях Квебека. Там, в условиях северных широт, он научился летать в снегопады, при сильных боковых ветрах и в зонах, где радиомаяков не было вовсе. Этот опыт приучил его к хладнокровию и умению принимать решения в нестандартных ситуациях.

Второй пилот, Дирк ДеЯгер (Dirk DeJager), представлял новое поколение пилотов: спокойный, дисциплинированный, с 4 800 часами налёта (386 из них на A330), но без опыта серьёзных аварийных ситуаций. Он привык к чётким процедурам и отлаженным системам, а этот полёт в его планах значился как обычный ночной трансатлантический рейс.

Через пять часов полёта, в 05:01, на центральном экране загорается редчайшее предупреждение: низкая температура масла и высокое давление масла в правом двигателе Rolls-Royce Trent 772B-60.

Для экипажа это сочетание выглядит почти сюрреалистично: в инструкции Airbus такой комбинации нет. Масло обычно работает при температуре 90–100°C, а падение до почти нулевых значений в полёте — чрезвычайно редкое событие. При этом давление, наоборот, выше нормы. Остальные параметры двигателя были в пределах допустимого.

Пише и ДеЯгер обмениваются короткими репликами, перебирая возможные версии: от сбоя датчика до "глюка" бортового компьютера. На всякий случай командир связывается с техническим центром Air Transat в Монреале, передаёт параметры и ожидает подсказки. Но на земле не видят критической угрозы и просят время на поиск информации.

В кабине напряжение и ожидание, а за иллюминаторами: снизу чёрная вода, сверху россыпь звёзд. Решение о продолжении полёта экипаж принимает сам: прямая опасность не подтверждена, значит, курс на Лиссабон сохраняется.

Через двадцать минут появляется новый сигнал — дисбаланс топлива между баками. По процедурам Airbus в таких случаях предусматривается открытие клапана перетока, чтобы выровнять уровни. Однако в примечании прямо сказано: не применять при подозрении на утечку топлива. Экипаж, не имея признаков утечки и исходя из доступных данных, открыл клапан.

Через небольшой иллюминатор в хвостовой части Airbus одна из старших стюардесс, вооружившись фонариком, пытается разглядеть хоть какие-то признаки утечки топлива. В салоне приглушённый свет, снаружи кромешная тьма. Утечку не видно.

Параллельно в кабине пилоты продолжают следить за показаниями: уровень в правом баке стремительно падает. Переточный клапан по-прежнему направляет топливо в этот бак, но оно уходит.

Решение уходить на запасной аэродром Пише принимает ещё до полной остановки двигателей, в момент, когда показания топлива уже не оставляют надежд дотянуть до Лиссабона. Ближайший вариант — военная авиабаза ВВС Португалии Лажеш на острове Терсейра (архипелаг Азорских островов), примерно в 120 километрах положения самолета.

Выбор именно аэродрома Лажеша был обусловлен несколькими факторами: длинная взлётно‑посадочная полоса, возможностью приёма тяжёлых лайнеров и наличием аварийных служб.

В 06:13, находясь уже на курсе к Азорам, правый двигатель Rolls-Royce Trent 772B-60 глохнет из-за потери подачи топлива. В 06:26 останавливается и левый. Теперь Airbus на высоте около 11 километров окончательно превращается в планёр, полностью зависящий от аэродинамики и мастерства экипажа.

Пассажиры позже называли это состояние "звуковой пустотой" — странной, давящей тишиной, когда исчез привычный гул двигателей и слышно лишь ровное шипение ветра за бортом да приглушённое дыхание соседей. В этих звуках, вернее отсутствии звуков, рождалась тревога. Кто-то молился, кто-то, кто-то сидел с закрытыми глазами, вцепившись в подлокотники, как в спасательный круг. Стюардессы с каменными лицами методично готовили салон к аварийной посадке: проверяли ремни, отдавали короткие инструкции и успокаивающе касались плечей.

В кабине — концентрация, почти физически ощутимое напряжение. Из‑за остановки обоих двигателей лайнер лишился основной электроэнергии и гидравлического давления. Спасает лишь маленькая выдвижная турбина (RAT) — устройство с лопастями, которое автоматически раскрывается в потоке воздуха и даёт питание лишь на самые важные системы: управление рулём высоты, часть навигации, связь. Это "минимальное жизнеобеспечение" означает, что у экипажа есть примерно 19 минут планирования до земли. Это конечный счётчик времени, по истечении которого шансов уже не будет.

Лажеш — военный аэродром с одной из самых длинных взлётно‑посадочных полос в регионе (более 3, 3 км), рассчитанной на приём тяжёлых транспортных и военных самолётов. Но траектория подхода Airbus A330 получается слишком высокой и быстрой: без двигателей лайнер снижается круче обычного. Чтобы "сбросить" лишнюю высоту и скорость, Пише выполняет полный 360°‑разворот, а затем серию S‑образных виражей, каждый из которых требует ювелирного расчёта, чтобы не потерять лишнюю высоту раньше времени.

Крен достигает 45°, и в иллюминаторах поочерёдно сменяют друг друга узкая полоска земли, освещённая огнями аэродрома, и чёрная, неподвижная гладь Атлантики. Для многих пассажиров это становится моментом, когда страх превращается в панику: кажется, что любое лишнее движение штурвала и самолёт уйдёт в воду.

Финальная прямая. Пише ведёт лайнер к земле на скорости около 370 км/ч. Первый контакт с взлётно‑посадочной полосой, самолёт отскакивает от полосы, затем жёсткая, уверенная посадка.

Полоса действительно длинная, но за её концом начинается 130‑метровый обрыв, уходящий в океан. Airbus, дрожа от нагрузки, всё же останавливается за сотни метров до края, оставляя между собой и пропастью спасительный участок бетона.

Из 306 человек все выжили. Травмы получили 18 человек: двое — серьёзные, остальные — лёгкой и средней степени.

Расследование началось незамедлительно и быстро нашло причину: за пять дней до рейса на правый двигатель поставили замену от Rolls-Royce, с неполным комплектом креплений. Одно из креплений топливной магистрали заменили деталью от старого двигателя. На первый взгляд, разница была минимальной, но на деле именно из-за этого трубка гидросистемы оказалась в ненормальном положении и начала соприкасаться с топливной. Постепенное трение, усиливаемое вибрациями в полёте, за считанные дни износило металл: образовалась трещина длиной несколько сантиметров, через которую топливо стало уходить в атмосферу.

Дальше цепочка ошибок: редкая "масляная" тревога, которую приняли за сбой датчика; открытие клапана перетока по чек-листу, что ускорило потерю топлива; запоздалое осознание масштаба проблемы.

Об опасности предупреждал старший механик, но, получив указание от руководства "ставить как есть" (ожидание оригинальной детали означало бы задержку рейса и финансовые потери), выполнил монтаж. Это решение, принятое под давлением расписания и экономии, стало роковой ошибкой. Впоследствии компания официально признала ответственность и заплатила рекордный для Канады штраф — 250 000 канадских долларов.

Пише и ДеЯгер получили награды, продолжили летать. В интервью Пише говорит: "Я просто делал свою работу". Пассажиры отвечали иначе: "Он спас нам жизнь".

Эта история не только о профессионализме пилотов. Она о том, как незаметная деталь, сэкономленная минута и слепая уверенность в надёжности системы могут привести к трагедии. Ошибки в обслуживании, чрезмерное доверие автоматике и формальное следование чек-листу без учёта особенностей ситуации способны вызвать катастрофу.

Процедуры помогают, пока мы помним об их границах и о том, что контекст важнее шаблонов. Когда техника умолкает, остается человек — с опытом, спокойствием и решимостью сделать все возможное.

Основано на реальных событиях

Вчера порадовала меня моя "Ока".

Сдаю потихонечку задом, чувствую – на что-то наехал. Зад чуть приподнялся, и машина остановилась. Ладно, думаю, проеду вперёд, развернусь и посмотрю – во что это я упёрся. Сдаю вперёд, разворачиваюсь и вижу – на дороге лежит (наполовину смятый мной) пакет из-под сока…

Несколько лет назад довелось мне присутствовать при таком дивном спектакле.

Центр Питера, район проспекта Чернышевского, недалеко от метро. Поставить машину некуда от слова совсем. Девица на красненькой мазде в несколько манёвров паркуется на пешеходном переходе, напрочь перекрывая для пешеходов возможность пройти. Мотор не выключает, болтает по телефону.

Дорогу переходит компания молодёжи — пацаны, человек семь- восемь. Первый подходит к мазде, и пригнувшись, что- то говорит девице — очевидно просит отъехать- ну действительно не пройти же! Я слов не слышу, на другой стороне улицы стою. Но её хамский жест рукой — так муху отгоняют — разглядел хорошо.

Парень, недолго думая запрыгивает на капот, продолжая движение, и спрыгивает с другой стороны. Остальная компания с хохотом делает то же самое. Как реагирует девица мне из за них не видно.

Последним в компании на машину запрыгивает этакий жиртрест весом за сто килограмм. От неловкости поскальзывается, и со всей дури грохается задницей на капот.

Пауза по Станиславскому. Готовы?

У девицы срабатывает подушка безопасности.

Жизнь с таксистами — это как лотерея: то встретишь "короля понтов", который сразу требует оплату за оба конца, то вдруг попадёшь на настоящего святого с рулём.

Первый случай был в городе Ухте. Приехали, всё хорошо. Я даю таксисту 400 рублей "на чай". Он посмотрел, вздохнул и говорит:

— Мужчина, ну вы что… Я же не хирург, чтобы такие деньги брать.

И вернул половину! Представляете? Я чуть не растерялся — обычно же наоборот: сдачу не дают, а тут — моральный "кэшбэк".

Второй случай был в Канаде, в городке Прескотт. Я искал там запчасти для катера. Два часа катались с таксистом, на счётчике набежало $50. Я протягиваю ему 10 долларов чаевых, он глаза округлил:

— Ооо, нет, сэр, это же перебор! — и возвращает мне $5.

Я в шоке. Это, оказывается, не таксист, а какой-то "Санта-Клаус наоборот" — не подарки раздаёт, а обратно сдачу приносит.

Вот такие бывают люди: редкость на дорогах, но встречаются. После них уже не хочется ругаться на пробки — хочется открыть окно и крикнуть:

— Таксисты, будьте как эти двое!

Снова о таксистах и прочих приключениях.

Пришло время вспомнить о ненавязчивых таксистах и их удивительном сервисе.

Мы с женой вечером гуляли в Шарм-эль-Шейхе. Сели в такси, и водитель уверенно заявляет:

— Я буду вас ждать!

Я ему:

— Не надо! Мы свободные туристы. Хотим гулять без расписания.

Таксист