"Участковый педиатр.

Три минуты славы — и увольнение".

В один прекрасный зимний день коллега-участковый с пятого участка, Ирина Львова (единственный на миллионный город и трехмиллионную уральскую область участковый педиатр — кандидат медицинских наук, и это в провинции то) спросила у меня, не хочу ли я съездить в Москву на какой-то слёт моржей Советского Союза.

Оказалось, что ее отец, Иосиф Ходорковский (даже не однофамилец ныне звучащего))) возглавляет нашу областную ассоциацию моржей, в одном из клубов которой я и сам плаваю и веду группы здоровых и больных детей.

Более того, мне, возможно, дадут там слово рассказать о нашем клубе.

А чего не поехать-то, интересно же!

Пошёл радостно к завполиклиникой, мол так и так, морж, группы детей, результаты, Москва, рассказ про нас, отгул за свой счёт...

Ага, щаззз, причём три раза...

Сначала меня попросили подготовить и показать "доклад".

Я все понял и сел его писать.

На следующий день, заслушав, вместе с завполиклиникой и заведующей моим вторым поликлиническим отделением, то, что я успел придумать и записать за час до "заслушивания", начмед-замглавврача, взяв брезгливо двумя пальчиками мой "доклад", скривила губки и процедила — и вот с этим (потрясая листиками доклада) Вы собрались выступать на весь Союз? И вот по этому (снова брезгливое потряхивание листиками и кривление губок) вся страна будет судить по нашей работе??

Я все понял и пошёл к главному врачу. Мужик молодой, вполне вменяемый, реально классный детский реаниматолог со "Скорой", был у меня наставником в интернатуре на цикле "детская реанимация", недавно назначенный нашим главным.

Он выслушал меня и так по-простецки по-свойски говорит: слушай, ну вот зачем тебе туда ехать? Ты же только для себя там пользу получишь. И пока я туповато размышлял, при чем здесь польза и что это такое, он задушевно добавил: а вот пусть завполиклиникой поедет в Москву, расскажет там о нас (нас??!)) и, вернувшись, пользу принесёт всему Ленинскому району.

Я снова все понял и пошёл брать билеты на самолёт, в пятницу вечером — в Москву, в воскресенье вечером — обратно, семинар как раз намечен был на субботу и воскресенье, но заезд — в пятницу днем.

По возвращению в поликлинику мне передали в регистратуре, что мне поставили две смены на неотложке, совершенно, конечно, случайно, но — в субботу и в воскресенье, причём "особо просили передать", что невыход — это прогул со всеми последствиями.

В очередной раз решив, что я снова все понял, я пошёл, сдал кровь, и попросил передать взад начальству — что у меня донорские отгулы, и что если нет моей подписи под графиком — всё начальство может ехать на этой неотложке куда считает нужным. Они ведь просто не знали, что административно-бюрократически-партийная машина по мне уже так прошлась ещё в институте, исключив пару раз из партии), что их мелкие гадости — это детский лепет по сравнению с праведным гневом райкома и обкома, есть тут у меня история про это).

Прилетел в Москву, добрался до каких-то Ватутинок, там санаторная общага и обшарпанный актовый зал.

С утра начался семинар. Президиум, как положено, и человек 70-80 в зале сидит, внимает.

Сначала профессора и академики что-то очень интересное и очень непонятное вещали, потом выпустили энтузиаста-моржа, который всех призывал немедленно лезть в прорубь. Потом снова пара профессоров с очень аккуратными рекомендациями и снова морж-энтузиаст с призывом всех и вся лечить только прорубью...

Кстати, тогда я впервые для себя уяснил разницу между фанатом и энтузиастом, про какую бы сферу деятельности речь не шла. Энтузиастам помогаю всегда, фанатов считаю чумными и заразными.

Когда очередь все-таки дошла до меня, я просто вышел на сцену и рассказал что и как мы делаем, кого из больных детей купаем в проруби, как это делаем, какие противопоказания и показания к этому учитываем, какие результаты, кто из врачей и родителей как к этому относится.

Вот тут я и узнал, что, оказывается, в теме "моржевания" бились тогда стенка на стенку консервативные врачи, с одной стороны, и ничего не боящиеся моржи, с другой.

А тут я, такой модный и красивый — и врач, и анализы делаю, карточки веду, — и сам морж, руки от пешни для колки льда как крюки уже.

Спускаюсь со сцены, подошли ко мне пара человек с вопросами, я предложил им в коридор выйти. Выходим, за нами реально ползала вышло, следующий выступающий сильно обиделся, говорят. Час я ещё отвечал на вопросы и рассказывал. Закончил, боевито поглядывая по сторонам, мол, кому ещё чего рассказать надо.

Тут ко мне подходят две женщины, одна из оргкомитета семинара и отводят меня в сторонку. Оказывается, готовится сюжет программы "Здоровье" для Первого канала, мне предложено дать интервью, если я, конечно, не против. Я против не был и меня отвели куда-то за угол, со словами — пойдём отойдём подальше, а то эти е№№натики сюжет не дадут записать.

Корреспондент попросила рожи не корчить, пальцем в носу не ковырять, смотреть на неё, а не в камеру и отвечать покороче, без занудства и по-простому, чтобы все поняли.

Через двадцать минут и три дубля вернулся я греться в зал. Еще сутки, до конца семинара, меня неоднократно ловили то одна сторона, то другая, с требованиями "объясни этим [ч]удакам, что... ", "ну ты же наш, врач (морж), скажи ты им, что...".

Вернулся домой, вышел в понедельник на работу, никто никаких предъяв не делает, но завотделением как-то нехорошо так смотрит, не по доброму...

Через пару недель всё взорвалось...

Сначала вышла моя статья в "Комсомольской правде", а это газета ЦК была, 44 млн экземпляров ежедневно, если не ошибаюсь.

Я ещё осенью сдуру туда письмо направил, с рассказом, как мы в институте отряд по работе в детском доме №3 города Уфы организовали. Перезвонила мне корреспондет Комсомолки Инна Руденко, что-то уточнила, съездила в Уфу, все проверила, отредактировала письмо — и вышел очерк на 2/3 полосы с моей подписью и местом работы.

А получить позитивную оценку в Комсомолке в те годы — это как бесплатный пропуск в первые ряды на Пугачеву/Лепса/Брежневу/Тимати/Моргенштолле или как его там, кому кто нравится, короче.

Прямо с утра из обкома партии звонят в горком — "молодцы! хорошо работаете! нас на самом верху заметили!". Радостный горком звонит в райком — "молодцы! нас на самом верху отметили!". Из райкома звонок главному врачу — "молодец! Хорошую смену воспитываешь! Нас аж из Москвы оценили!".

К обеду главный врач позвонил завполиклиникой... я не знаю, что он ей сказал, но любви у неё ко мне не прибавилось, ровно наоборот.

И буквально через десять дней, в воскресенье, по Первому каналу Центрального телевидения Союза Советских Социалистических Республик в самой рейтинговой передаче того времени "Здоровье" с Элеонорой Белянчиковой, сейчас даже сравнивать по смотрибельности близко нет ни передачи такой, ни ведущей, выходит то самое интервью со мной, шмыгающим носом на камеру и восторженно что-то там вещающего...

Обком звонит в горком... горком в райком... райком — главному врачу... тот, совершенно ахеревший — снова завполиклиникой... а её просто рвёт на части — это же о ней должны были сделать сюжет и показать по телевизору, это же она должна была поехать в Москву, это же ей должны были идти сейчас звонки с восторгами и пожеланиями, а не этому непонятно откуда приехавшему кудрявому высокому голубоглазому выскочке-участковому...

То, что меня начали травить не по-детски, я понял далеко не сразу, кроме вызовов-приемов-дежурств ничего вокруг не видя. Просто, когда вдруг на еженедельной оперативке коллега отказалась сесть со мной рядом поболтать, да ещё со словами — я чё, дура с тобой рядом садиться, чтобы меня вместе с тобой оттр@хали... я, наконец-то, разул глаза и увидел, что все стулья впереди/сзади и справа/слева от меня пустые, хотя народу много, а зал — маленький.

Но уволится мне пришлось через три-четыре месяца, после истории с пионерским лагерем.

Но это уже другая история, чуть позже напишу, сейчас времени нет.

Мой друг, Лёха, водитель, что называется, "от Бога". Его отец утверждал, что переключать передачи в папиной машине тот научился раньше, чем ходить. В общем, ничего странного, что такой человек с транспортом связал свою жизнь. Таксовал, с оглядкой на троих детей, по 12-14 часов в сутки.

Собственно, история...

Идем с Лёхой в метро, он мне увлеченно о чем-то рассказывает. Вдруг, мужик, идущий впереди меня, резко сворачивает вправо — к переходу.

Увлеченный разговором, Леха не успевает среагировать и на всем ходу натыкается грудью на мужика.

— Осторожней можешь? — процедил мужик, хлопая себя по карманам (на месте ли мобилка и бумажник).

От такой наглости Лёха завелся, как советский пылесос:

— Чего-о-о-о?! Да это ты, б%я, с левой полосы вправо нырнул, а главное, б%я, хоть бы назад глянул!

Несколько минут они, сцепив зубы, сверлили друг друга взглядом, ни дать ни взять — два боксера-тяжеловеса перед боем. Потом мужик неожиданно расхохотался:

— А ты прав, братан! Извиняй, тем более, я еще и правый поворотник включить забыл!

Рассмеялись и мы. А потом Лёха с мужиком ударили по рукам со словами "Обойдемся без ГАИ! ", и каждый пошел своей дорогой. Но уже — в хорошем настроении.

В магазине примеряла джинсы.

Из соседней кабинки постучали и робко спросили:

– Простите, вот вы, рядом, вы – женщина?

Подумав, я честно ответила:

– Скорее всего, да.

– Ой, женщина, помогите мне! Только тихо, прошу вас!

У меня даже мелькнула мысль о маньяке, женским голосом заманивающем к себе доверчивых

Жил в одной деревне старый дедушка. Он был одинок и отшельник. По вечерам возле его дома играли местные ребята. Дети то и дело шумели, чем сильно его раздражали. Однажды старик не выдержал и сказал им:

– Если вы придете играть сюда завтра, я вам дам по одной гривне.

На следующий вечер дети пришли и вели себя еще громче. Старик выполнил обещание и сказал, что завтра тоже им заплатит.

Но на следующий день он вручил им не по гривне, а только по 50 копеек. Еще через день старик раздал детям всего по 10 копеек, сказав:

– К сожалению, у меня заканчиваются деньги. Вы не пришли бы завтра сюда поиграть, как раньше? Но я не смогу вам заплатить.

Ребят это сильно разочаровало, и они сказали – раз так, они сюда вообще не явятся. Мол, чего это они будут просто так тратить свое время и силы?

Так старик дождался вожделенной тишины.

В предверии грядущего года Кота решил увековечить в истории и моего усатого-хвостатого котяру.

Вводная: Кот — фирма изготовитель — Персия, Погоняло — Перс, кастрирован, но от этого ничуть не страдает, в меру нагл, в меру циничен. На момент написания сего шедевра ему 8 лет.

И так начнём: История первая — зачем