Я онкобольная. Испытываю почти постоянные боли, сижу на болеутоляющем и приняла уже девять курсов химиотерапии. Между химиями стараюсь жить полной жизнью и радуюсь каждому дню, насколько это возможно. Да, выгляжу хорошо, даже лучше и моложе, чем до болезни. Никто не даст мне мои 37, наверное, потому что не разрешаю себе негативных эмоций. Но как же меня бесит, когда стоишь в бесконечной очереди к хирургу-онкологу или за бесплатным рецептом на химию, и какая-нибудь бабулька пытается отпихнуть тебя от окошка: "Милочка, вы хотя бы здоровы! Постоите еще", — это самая вежливая из фраз, что я слышала... Хочется просто заорать на всю больницу, что у меня рак! В 37, а не в 73! Но я же милая, вежливая, культурная и не разрешаю себе плохих эмоций. Поэтому молча улыбаюсь и никого не пропускаю вперед.

Зима. Мне лет шесть. Пошли с подругами в безлюдное место, решили играть там. Снега очень много, поэтому, играя в сугробе, я утонула в нем по шею. С криками пыталась выбраться, подруги пытались вытащить, но безуспешно. Испугались, убежали. Я пыталась спастись, но тело замерзало, и я ничего не могла сделать. Казалось, что это мои последние минуты. Мама почувствовала неладное. Спрашивала девочек, где я, но те молчали. Пошла сама меня искать. Нашла. Вытащила. Натерла водкой. Плакали вместе.

Мой муж — профессиональный спортсмен в прошлом, чемпион мира в своей дисциплине. Я им невероятно горжусь, хотя он уже давно не в спорте и занимается бизнесом. Но кто бы знал, чем нам до сих пор приходится расплачиваться за его победы. Его спина убита напрочь, с утра он не может встать с кровати без помощи, а я, художник-реставратор, вынуждена была пройти курсы лечебного массажа и уже два раза ломала пальцы, разминая его каменные плечи.

У меня плохое зрение. Когда хожу в линзах, боюсь попасть в аварию с серьезными последствиями, потому что, пока я очнусь в больнице через неопределенное время, линзы присохнут к глазам, а вытаскивать их там, пока я без сознания, никто не будет. Лежать, может, придется несколько месяцев.