У моего старинного приятеля Саши в 90-е годы гостил его знакомый Марко, немец. По матери итальянец. Немец тянулся ко всему новому, светлому и прекрасному, а именно к русской водке, русским бабам и, конечно, к русскому языку.
Водку жрать у немца получалось неплохо, с таким талантом не стыдно было посидеть в исконно русской компании. К тому же у товарища был голос могутный и слух музыкальный нех[рен]ственный, и петь его опосля полбанки тянуло нещадно. Ради удовлеворения такого культурнаго спроса Саша долго рылся в своей немаленькой библиотеке и наконец откопал какой-то кондовый советский песенник — с нотами, словами и даже с латинской транскрипциею.
Марко старательно репетировал, Саше слушать не давал (сюрприз готовил), готовился к застольному концерту, как к Олимпиаде. Наконец, настал его звёздный час.
Компания собралась немаленькая, обоих полов, все — научные работники, с научными степенями и званиями. Когда первую партию водки сожрали, настало время переходить к культурной программе. Одна из тёток вполне прилично играла на ф-но, Марко с ней пошептался, и та согласилась аккомпанировать. Соловьёва-Седого. "Подмосковные вечера".
Дама проникновенно играет вступление, все затихают. Марко могутным баритоном заводит:
— Не слышны в ЗАДУ даже шорохи...
Публика, сползая со стульев, всё-таки дослушала до конца. Из уважения к гостю...
Да и спето было очень неплохо, бурные аплодисменты Марко заслужил.
Такая вот зло[кип]учая у немцев фонетика — "s" перед гласными почти всегда читается как "з"...
А я вот думаю: всё-таки не самую крутую песню выбрал наш немецкай соловей. Куда круче было бы "Как-то утром на рассвете заглянул в соседний ЗАД", ну или там "В ЗАДУ ягода малинка, малинка моя"...
Занавес!
| 02 Nov 2016 |   |
| - вверх - | << | Д А Л Е Е! | >> | 15 сразу |
Сына Степу отвезли маме. Муж Дима на работе. Я была одна дома! Весь день! Никто не орал (Степа), не хотел есть (Дима), не давал мне советы (мама), не сосал кота (Степа), не разбрасывал вещи (Дима), не убирался нон-стоп (мама), не таскал меня за волосы (Степа), не оставлял на столе кофейные ободки от чашек (Дима), не вытирал эти ободки (мама). Только я. Слушала громко музыку, разбросала все, ходила с растрепанной головой, не мыла чашки и спала на постели в одежде (всем запрещено). Хотя мне даже жалко было спать в этот день. Потому что сон – это бессознательное состояние. А мне хотелось ощущать каждую минуту, понимать ее, чувствовать.
Раньше же все это не ценилось. То, что раньше я называла одиночеством и тоской, сейчас это средиземноморский круиз и отвязная вечеринка.
Первый раз за год осталась одна дома. Первый раз за год я одна в этой квартире. Пойду, думаю, поползаю на пузе в коридоре.
Потом перевернусь и поползу на спине, отталкиваясь ногами и разводя руки в стороны.
И включу такую музыку, про которую обычно говорю: "Да ты с ума сошел? Я сроду такое не слушаю, это же Юрий Антонов".
P. S. Про кота. Как только дверь за всеми закрылась, кот упал там, где шел. Уснул или потерял сознание.
Владивосток. У моего приятеля Сержа С. , или проще говоря, Сёмкина, был юный пушистый белый кот-перс по кличке Фунтик. Жили они в преподавательской свечке – 12-этажке в конце улицы Октябрьская.
Из мужской солидарности приятель не дал кастрировать любимого кота, но во двор его тоже не выпускал – всё-таки, 7 этаж. Да ещё эта вечная мировая война
В 1966 году режиссёр Геннадий Полока начал съёмки картины "Республика ШКИД" по одноимённой повести Г. Белых и Л. Пантелеева. Музыку к фильму он заказал Сергею Слонимскому. Тогдашний директор "Ленфильма" Илья Николаевич Киселёв сам в детстве беспризорничал и, может быть, поэтому сомневался, сможет ли серьёзный композитор сочинить подходящую мелодию.
— Сергей Михайлович, я понимаю, вы создаёте симфонии, оперы, — деликатно говорил он Слонимскому, — а здесь нужна жалостливая блатная песня, потому что беспризорники, они пели жалостливо...
Леонид Пантелеев, принимавший участие в написании сценария, вспомнил четыре строчки из какой-то старой душещипательной песни: "По приютам я с детства скитался, не имея родного угла. Ах, зачем я на свет появился, ах, зачем меня мать родила", только вот на какую мелодию их пели, он совершенно забыл. Тогда Слонимский предложил, что сочинит музыку к четверостишию, и если Пантелееву понравится, то остальные куплеты писатель придумает сам.
Буквально в тот же день "жалистная" песня, которую в фильме исполнил неподражаемый Саша Кавалеров, была готова. Как только умолк последний аккорд, Пантелеев закричал: "Это она! Это её я слышал!"...
До свадьбы пару раз виделся с родителями жены и её родственниками. Тогда-то всё было очень даже неплохо, и вроде приняли как родного.
Перед свадьбой ко мне подошёл отец жены, сунул конверт с деньгами и с огромной болью в глазах сказал мне бежать. Тогда подумал, что шутка какая-то, а деньги — подарок на свадьбу.
Позже я осознал весь объем пи[c]еца. Я словно попал в змеиное гнездо. Теща пилит до изнеможения, а все попытки поставить её на место заканчиваются руганью с женой. Сестра жены постоянно науськивает её: то живёте вы не очень (своя трёшка в центре города), то муж машину тебе не покупает (у жены даже прав нет), то iРhоnе он тебе купил не РrоМах. Жена же ведётся на всё это, и опять скандалы. Её бабушка и дедушка вовсе за человека меня не считают, для них я ошибка, совершенная их внучкой. А всё потому, что я отказался давать им денег на ремонт, так как собирал их на операцию моему отцу, без которой бы он не выжил.
Не знаю, как я так проглядел. Жену люблю, но на все мои доводы, что её родственники [бах]нутые и настраивают её против меня, а она, как дура, ведётся у них на поводу, она игнорирует или принимает в штыки. На мою сторону не встала ни разу. И только с тестем сошлись на почве общей проблемы. Советует мне разводиться и бежать. Сам давно готовил план побега, но сильно увяз в этом болоте.