Мой муж называет меня засранкой. И я не виню его, ведь дело не в моей чистоплотности, а в дне нашего с ним знакомства. Я только въехала в новую квартиру, и, вечером, возвращаясь с работы, почувствовала, что мой кишечник готов взрываться. Я думаю, всем знакомо чувство, что чем ты ближе к дому, тем сильнее хочется в туалет. И в подъезд я уже бежала с горящими глазами. Как раз успела подбежать к лифту, а в нем уже стоял красавчик-парень, который и придержал мне лифт.

Где-то между шестым и седьмым этажами мы застряли. Это было фиаско. Потому что терпеть я уже не могла, и через минут пять я рыдала от стыда в обосранных штанах перед парнем мечты. Он успокаивал меня, говорил, что все нормально, но мой кишечник не собирался останавливаться. И вот уже мы стоим минут 10. Я реву, продолжаю обсираться, в лифте ужасно воняет, а парень очень мило гладит меня за плечи и утешает. Мы простояли так полчаса; когда лифт доехал до моего этажа, я пулей забежала в квартиру. Мне было ужасно стыдно, я рыдала и отстирывала свои штаны. На следующее утро он принёс мне активированный уголь и букет цветов и сказал, что ни одна девушка в его жизни при первой встрече так много своего внутреннего мира не показывала. Женаты три года.

Если уж зашел разговор про преподов и взятки, то и мои две копейки.

Был у нас один очень, такскать, прагматичный. Деньги принимал, но и без денег тоже честно давал сдавать — не валил.

С самого начал курса он нам постоянно вещал, что мне универ оплачивает два экзаменационных дня. А за третий мне уже никто не платит.. И так глубокомысленно на нас смотрел.

Если был зачет, то задания раздавал в конвертах. Говорил, что б листы с ответами клали обратно в конверты и ему на стол. Каждый знал, что можно положить вместо ответа 100 баксов. А если все знаешь, то можно и не класть — зачет поставит по-чеснаку.

На военной кафедре тоже брали. Но натур. продуктом. Разными напитками. Но туда ж нельзя с сумками. Идешь такой с пакетом, а тебя дежурный так строго: Стой! Куда с пакетом?! А ты ему так за ручки подергаешь, дежурный услышит дзынь-дзынь, заулыбается — ну конечно проходи.

Вот только эти два случая и помню за шесть лет. Остальные преподы честно трахали нас круглосотучно. За что им отдельное большое спасибо. Старой закалки тогда еще люди были. Советской. Им репутация была дороже денег.

Лежу в больнице. На этажах идет ремонт. И вот переводят всю нашу палату со второго этажа на пятый. Лампочка в туалете не горит. Туалет — на три очка, причем в средней кабинке дверь отсутствует. Через день-два после нашего переезда лампочка продолжает отсутствовать. И в это время в одной из палат умирает мужик. Народ в больнице ко всему привычный, но все равно как-то не по себе. А мне назначают колоноскопию, к которой нужно основательно готовиться, то есть наглотаться касторки, а потом еще какого-то порошка, после которого ночевать приходится на горшке. И вот — ночь. В туалете темнота. Я дежурю на унитазе в крайней кабинке. Слышу — кто-то вошел в туалет. Слышу — прожурчал. И когда товарищ, по моим подсчетам, должен был двигаться к выходу, я приоткрываю дверь, включаю фонарик, вмонтированный в зажигалке, и замогильным голосом вещаю:

— Покурить не забудь.

Как товарища вынесло из туалета я не видел — я слышал. Дверь, по-моему, он вышибал лбом.

Никто на следующийй день в ночном визите в туалет не признался, но лампочку вкрутили в тот же день. Инициатора и исполнителя вкручивания лампочки я вычислил. Но никому не сказал.

На первом курсе морского училища мы, бритоголовые "плафоны", получили приказ отремонтировать и привести в надлежащий вид жилые помещения, доставшиеся нам от недавно выпустившегося пятого курса. Помещения эти представляли собой длинную череду четырёхместных комнат. Американские морские пехотинцы назвали бы их отвратительным американским