Смешные истории

90 лет. В настоящее время он был полностью здоров, а вот зимой частенько прибаливал. Дед был уверен, что своему здоровью летом он обязан именно этому послеобеденному сну на открытом воздухе. Коттедж стоял на отшибе поселка и на веранду задувал свежий воздух с полей с запахом разнотравья, который очень нравился деду. Коттедж принадлежал сыну деда, на тот момент с женой был на работе в Москве. Бабка деда была в городе в квартире, проходила курс лечения и приезжала только на выходные.

Кроме деда в коттедже была внучка Лидочка шести лет, умненькая девочка, не доставлявшая хлопот деду. Нужно было только в обед накормить ее, дальше она занималась своими делами.

Со стороны поля к коттеджу приближались три великовозрастных балбеса с ближайшей деревни. В карманах у них были ножи, а у одного в руках бейсбольная бита. С легкостью преодолев забор, они зашли на веранду и увидели деда.

— Слышь, дед, где у тебя тут деньги? — вежливо обратился к деду один из них.

— Ой, кто это? — спросонья не понял дед.

— Ты че, слепой, что ли? — так же вежливо сказал второй.

— Дык, сынки, десять лет уже ничего не вижу, — отвечал дед.

— Давай вставай, показывай где бабки у вас, — поддержал беседу третий.

Медленно, трясясь как от немочи, дед сполз с дивана, схватил кстати валявшуюся рядом бабкину палку и сделал несколько шагов, ощупывая пространство перед собой, как это делают слепые. Глаза деда были открыты и не двигались.

— [м]ля, он реально слепой! — воскликнул первый.

— Че, дед, еще в доме кто есть? — спросил он же.

— Лидочка! — воскликнул неожиданно дед, — Выходи! Тут врачи пришли тебе уколы делать!

— Че орешь-то! Ща битой огрею!

— Вы ж сами просили, чтобы я ее позвал, сейчас выйдет, очень врачей любит, — спокойно отвечал дед, обеими руками оперевшись на палку и смотря пустыми глазами в пространство перед собой.

— Слышь, Лысый, иди, притарань ее сюда, — приказал первый.

Лысый ушел.

— Слышь, дед, я тя порешу, если бабок не будет, — пригрозил первый, видимо, являвшийся вожаком.

— Может сыну позвонить, сказать, что деньги нужны, — предложил дед.

— Пархатый, иди мобилу найди, заодно ее и отожмем, гы-гы, — вожак оказался юмористом.

— Нет девки нигде! — это вернулся Лысый.

— Может в магазин пошла? — флегматично предположил дед.

— Во! Мобила! Фигня, бабушкофон. Давай звони, — вернулся Пархатый.

Дед нащупал мобилу, и нажал единицу, куда его сын забил свой номер. Незаметно уменьшил звук до минимума.

— Сергей! Это папа! Слушай! Мне нужна крупная сумма, тут друг приехал на такси, хотим в Москву съездить. Конечно, наличными. Ну, не знаю, тысяч двадцать? Где лежит? А хорошо? Ну ладно! Да, ничего, мне Лидочка поможет, — дед положил трубку.

— Ну че? — поинтересовался вожак.

— Да, в подвале, трехлитровая банка с деньгами, сказал оттуда взять. Метр от угла.

— Погнали дед в подвал. Хватай его, — приказал вожак. Дед не сопротивлялся.

Лысый с Пархатым подхватили деда как пушинку и, немного порыскав по коттеджу, нашли дверь в подвал. Там было светло, чисто, стояли тренажеры, никаких банок не было.

— Че, дед, наколоть нас хочешь? — спросил вожак.

— Там еще один подпол есть, где соления стоят, — глядя перед собой в пространство невидящим взглядом ответил дед.

Поиски заняли еще три минуты. Вожак был уверен в успехе и чуть не закричал от радости, когда дверь нашлась.

Деда бросили на пол. Лысый с Пархатым кинулись внутрь и стали бить все банки подряд. Вожак стоял у двери и смотрел внутрь, дед ему был уже не интересен.

Возможно, он так и не понял, что случилось, как какая-то сила толкнула его в в спину и он улетел подвальчик.

Дед оперативно запер дверь на засов и неожиданно для своего возраста навалился на один из тренажеров и перетащил его на дверь. Изнутри раздавались удары и жуткий мат. Деду обещали все кары небесные.

Дед поднялся на веранду, по пути заперев тренажерный подвал. Взял брошенный телефон и набрал телефон полицию. Кратко обрисовав ситуацию, положил трубку и набрал сына:

— Алексей! Все нормально! Они обезврежены!

Из трубки неслось:

— Папа! Я уже в пути, уходи оттуда, папа! Не рискуй собой!

Но он никуда не ушел. Когда через пять минут подъехал патруль ППС, дед сидел на на том же диване и наслаждался криками из подвала и папиросой. Когда паковали балбесов в наручниках, вожак, увидев спокойно сидящего и смотрящего уверенным сверлящим взглядом на него, начал не замолкая: "Дед, [м]лять! Дед, [м]лять! Дед, [м]лять! "

Потом приехал сын, администрация поселка, жена сына, только девочка Лидочка, очень боящаяся врачей и уколов, сидела в старом холодильнике на чердаке и не хотела выходить, пока весь это шум не уляжется.

Балбесам дали на полную катушку за разбойное нападение, совершенное в составе группы. А как иначе?

Через один коттедж находился коттедж судьи, ведущей это дело. А у ней в это время дома были два несовершеннолетних ребенка, да и престиж поселка принижать нельзя.

А что дед, он прошел всю войну, служил в СМЕРШе, потом в МГБ, потом в КГБ, с развалом страны ушел на пенсию. Ему, видимо, не впервой проводить такие операции.

сидят у бассейна, мы случайно рядом оказались, блондинка решает кроссворд, постоянно обращаясь к своему мужчине.

— Тятя ( да, она его зовёт тятя, убил бы сразу), пять букв, генеральный комиссар госбезопасности при Сталине?

— Берия, — отвечает мужик, потягивая пиво и смотря на звёзды.

И тут великолепное продолжение от блондинки:

— Тятя, и почему Берия? Ты что так уверенно заявляешь, пользуясь тем, что я тогда не жила?

— Я тоже тогда не жил, — спокойно отвечает мужик.

— Ты не жил, я не жила, а почему ты так уверен в ответе? Может не Берия?

— Я книжки читал. А ты?

— А я твоя королева! — выкрикивает блондинка обиженно, — не буду писать Берия, он же не русский, придумал тоже!

В фильмах достают пистолет и спускают всю обойму, но мужик спокойно так отвечает:

— Малыш, я тебя не за книжки люблю, а за сиськи.

— Берия, значит Берия, — тут же соглашается блондинка.

Я последний.

Заходит прихрамывая мужик. Не. Не мужик. Илья муромец! Здоровенный такой дядько. Метра два ростом. Прочвякал своими кирзачами мимо нас, огляделся спокойно так, спросил кто последний. Моя мать поинтересовалась что у него, он присел и медленно так рассказывает (с его слов)

— Еду я на своем КРАЗе через лес, а там ветка переломалась и может кабину поцарапать. Ну я вышел, топорик достал, размахнулся и... Промазал... — молчит...

Моя мать:

— Спину потянули?

— Не... Колено поранил...

С этими словами он потянул вверх штанину рассеченную на две части. Показалось колено, вернее все что от него осталось. Топор в аккурат вошел в чашку и прошел насквозь, под углом градусов в 35-40. Нога была почти перерублена надвое...

Теперь мы поняли почему он именно хлюпал при ходьбе. Кирзовый сапог был полон кровищи. Моя мать чуть в обморок не упала.

Мать с закрытым ладонью ртом:

— А где это случилось?

Мужик спокойным тоном:

— Да тут недалеко!! Лисятичи.

Как тут все забегали!! Я даже про свою ногу забыл! Его сразу в операционную отвезли.

Лисятичи от Пинска километрах в 15!!! Это ж еще ДОЕХАТЬ НАДО!!! Его грузовик стоял припаркованным поодаль.

Крепкого здоровья тебе мужик! !! Надеюсь нога твоя зажила, и все у тебя путем! Ты научил меня терпеть!!!

два часа... " (все понимаю — нефтяная компания, драконовский режим, но...) Интересуюсь ради приличия — куда же она отпрашивалась? Ответ — кровь сдавать... Ну... Еще пара минут разговора и вот такая история...

У дамы есть детки — сын и дочка, 22 лет от роду, двойняшки. Рожала — в начале славных 90х, в маленьком поселке. Когда во время родов ВСЕ пошло совсем не так, как планировалось и кровь для переливания в банке крови (отрицательный резус, 4я группа) закончилась, врач сказал обезумевшему мужу: "Молитесь!". А муж выскочил на улицу и начал хватать за руку всех прохожих, спрашивая про группу крови и резус. И одна усталая тетка посмотрела на него, вздохнула и пошла за ним в больницу. И сдала кровь. И теперь, уже больше 20 лет, есть счастливая семья: папа (уже не безумный), мама и двое детей...

А мама (обладательница весьма редкой группы крови и уже давно жительница мегаполиса) 22 (!) года не менее 2х раз в год сдает кровь в банк крови, а если надо — и просто так (даже в мегаполисах случаются ЧП). И вот был в этом месяце такой случай — позвонили и попросили срочно сдать кровь. Она отпросилась с работы на 2 (!!) часа и сдала (про вопрос о различных государственных гарантиях донорам она просто скромно потупила глаза и сказал, что ей очень нужна эта работа и такие вопросы у них в компании задавать не принято). Во время рассказа заходит ее шеф, брезгливо морщится и спрашивает: "Ты уже объяснила, что на семинар не пойдешь? Ты в этом месяце свою увольнительную вампирам пожертвовала.. Сколько кровушки-то отсосали? "И смех такой... Я, умом понимаю, что теряю контракт, но сдержать себя не могу: "Над тем, что человек сдает кровь, смеяться не стоит. Можно гордиться, можно восхищаться, можно просто этого человека уважать! "Говорят, рот у ее шефа (открывшийся от моей дерзости) еще не закрылся.

И это — в крупнейшей нефтяной компании, "социальная" реклама которой оскомину набила уже всем!

Господь, храни Россию где рядом уживается добро и абсолютное зло!

под обстрел попали, его из-под тел павших бойцов санитары вытащили. И опять он отделался несколькими ранами, да онемел от пережитого. Все три похоронки до сих пор хранятся у моей мамы — его дочери. Прабабушка (дедушкина мама), наотрез отказывалась принимать эти письма, чувствовала, что он жив, но почтальон сберегла их и отдала после войны. Сказала, что чудо это — три раза смерть обмануть, пусть на память останется.

Но, рассказать я хочу не об этом. После войны, спустя несколько лет, дедушка устроился работать конструктором на Ташкентский Авиационный завод (точно название не помню). И кто-то из сослуживцев рассказал ему, что во время командировки (опять же не помню город) узнал, что там есть... дедушкина могила. Ну, не прям персональная, а братская, на которой были написаны фамилии бойцов, которые в ней похоронены. Через пару месяцев дед поехал туда, тоже в командировку. Ну, и решил заскочить на кладбище, где была эта могила. Зашел к кладбищенскому сторожу, говорит, где, мол, такой-то похоронен? Ну, сторож и спрашивает, сам-то кто будешь? Тут дед и сказал, что пришел посмотреть, как его похоронили. Красивое ли место, кто соседи. Всегда, мол, любопытно было. Сторож обалдел, но до могилы проводил. Дед показал ему свою фамилию на могиле, показал свой паспорт. А когда собрался уходить, сторож чуть ли не силком затащил его к себе в сторожку, позвал друзей и накрыл стол. Сказал, что не каждый день к нему покойники в гости приходят.

и речью, и внешностью, он напоминал профессора Преображенского с одной поправкой — у него изуродована кисть левой руки, двух пальцев не хватает. Где ему так прилетело, никто не спрашивал, а сам он не рассказывал.

И вот однажды в пятницу собрались после работы в курилке. Выпиваем, а фоном на маленьком телевизоре кино показывают. Есть такой перестроечный фильмец “На запасном пути”, может быть, помнит кто-то. Вкратце сюжет такой: бывшего лагерного надзирателя бывший же зэк в присутствии его сына называет подлецом. И с тех пор становится отставному вертухаю неспокойно: бегает он по знакомым, да у каждого интересуется: подлец он на самом деле или нет, типа, правду свою ищет. Лично мне кинцо запомнилось главным образом тем как смачно там Михаил Ульянов солёными огурцами хрустел.

Смотрим вполглаза, и кто-то вдруг говорит:

– Да ладно, не бывает такого. Набор случайностей, натяжек да выдумок.

И вдруг Виталий Николаевич глянул исподлобья и говорит: “Бывает!”

Настолько это было серьёзно произнесено, что все замолчали и уставились на него.

И он рассказал историю. Дальше от первого лица.

“В девяностые годы работал я в маленьком НИИ, которое выпускало измерительные приборы для космических аппаратов. Когда Ельцин пришёл, всё посыпалось, заказов не стало. Директор начал сдавать заводские корпуса разным фирмочкам под офисы да склады, но денег, понятно, сильно много всё это не приносило. Ну, и мы с ребятами организовали небольшое предприятие — выпускали видеокассеты. Взяли в аренду технику, подрядили институтскую типографию печатать обложки — и пошло дело. Ну а как деньги подтянулись, вместе с ними пришли и бандюганы. Сначала даже ссор особых не было, да много они и не просили. Приходилось отстёгивать — ну а как? Власти нет, правоохранители тоже известно какие тогда были: когда убьют, тогда и приходите. Но, наконец, увидели бандюки, что дела у нас идут, и начали трясти как грушу. Каждую неделю заходили и денег требовали. Не дашь — принтер разобьют, комп сломают, а то и по физиономии кому съездят. Главарём у них был маленький такой армянчик, не запомнил его особо — всё бегал за спинами своих мордоворотов. А вот те были колоритны. Самый крупный — бугай лет двадцати пяти — назывался Гиря. Это прозвище он получил благодаря маленькой гирьке, которую носил на длинной такой цепи, пристёгнутой к ключевому брелоку. О предназначении сего аксессуара догадаться было несложно, а вскоре я испытал его действие на себе. Как-то ввалились эти ублюдки пьяные, и начали требовать денег. Мой партнёр куда-то уехал, ну они и накинулись на меня. Как я ни убеждал, что денег у меня нет и что денежные вопросы не решаю, всё равно досталось мне от них. Это был 95-й год, как раз вышел фильм “Казино” с Де Ниро. В этом фильме была сцена, где двум шулерам по указке босса разбивают костяшки пальцев молотком. И вот то ли спьяну, то ли от юношеского удальства решил Гиря повторить этот фокус. Распластали они меня на металлическом столе. Один голову держит, другой руку. Закатали до локтя рукав, и давай Гиря своей гирькой по ней метится. Попадал он не сразу, несколько ударов тяжело бухнули по столу, оставив глубокие вмятины. Я ещё потом лет пять с ужасом вскакивал, слыша как за окном с металлическим грохотом грузили мусорные контейнеры. Наконец, гирькой прилетело сначала по предплечью — как итог — две сломанные лучевые кости, а затем и по пальцам. Мизинец сразу отлетел, а безымянный позже отняли в больнице — там от костей одна каша осталась. Когда они ушли, еле добрался до телефона, чтобы скорую набрать — встать не мог на ноги от боли, она словно насквозь пронизывала, мешая двигаться. И не только было больно, но и противно: я кандидат наук, сорокалетний мужик с семьёй, двумя детьми, а тут эти безмозглые оболтусы…

…Снова Гирю я встретил через пятнадцать лет, в 2010-м. Было это в “Золотом Вавилоне” на Проспекте Мира, возле секции с кроссовками. Смотрю — мужик высокий, удивительно похожий на моего старого знакомца. А с ним мальчишка лет пяти, на маленьком трёхколесном велосипедике. Приглядываюсь к дядьке, смотрю — и он меня узнаёт. Меня тут словно ужалило что-то, вспомнил я все те годы, всё, что переносил от этих сволочей, свою изуродованную руку. Шагнул к ним, но не к отцу обратился, а к мальчишке:

– Мальчик, — говорю, — ты знаешь, что твой папа людей мучил и избивал? – и тут же пожалел. Ребёнок стоит, глазёнками хлопает, то на меня, то на отца взгляд переводит. Тут меня Гиря под руку хватает и в сторону тащит.

– Ты охренел, что ли? — шипит на ухо.

— Это ребёнок же! Иди скажи мальцу, что пошутил!

– А ты забыл, что делал тогда? — спрашиваю его. Говорю, а сам себя не в своей тарелке чувствую.

Действительно, пожилой уже, вроде бы, человек, а вспылил ни с того ни с сего. Прошлое должно оставаться в прошлом, кто старое помянет, тому глаз вон, и всё такое… Уже готов был в самом деле извиниться, сказать мальчишке, что обознался. Но Гиря заговорил, и я передумал.

Из него вдруг полилась вся эта гнилая бандитская апологетика. Мол, лохов надо было учить, если бы не я, то другой бы грабил, да у тебя у самого было рыльце в пуху…

Я слушаю, а в голове ураганом проносятся и поборы их, и избиения, и как они однажды ко мне домой ворвались, сломав советскую фанерную дверь, так что беременная жена чуть ребёнка не потеряла от страха. Вспомнил и звуки ударов по металлическому столу, и их красные пьяные рожи, и как рыдала моя мать в больнице у палаты, и как у отца кулаки сжимались в бессильной злобе, когда я рассказывал ему ту историю… Я кидаюсь к ребёнку, сую ему под нос свою изурдованную клешню и говорю:

– Вот, смотри! Это твой отец со мной сделал!

И через секунду оказываюсь на земле. Гиря сбил меня с ног и с минуту, пока не подоспели охранники, месил ногами.

Я встал. Смотрю на рожу его красную, а сам смеюсь:

– Вот этого твой сын никогда не забудет!

Мальчишка в самом деле рыдает. Уже и мать подбежала — с недоумением смотрит на меня, и с изумлением — на мужа. Видать, не знала его прежде таким.

Но это ещё не конец истории. Через десять лет снова увидел я этого Гирю. Поехал на продуктовый рынок за картошкой к зиме и заметил его среди грузчиков. Еле узнал: ничего в нём не было ни от бугая из девяностых, ни от импозантного мужика средних лет из торгового центра. Худой как щепка, пропитая серая физиономия, под закатанными рукавами пыльной спецовки — высохшие руки в синих нитях вен. Увидел он меня, подошел, и заговорил без предисловий, словно не десять лет прошло между нашими встречами, а минуту назад его от меня в магазине оттащили.

– Ну, привет тебе! — говорит и ощупывает уставшим, без ненависти взглядом.

— Куришь? Выйдём?

В этом “выйдем” не было ни напряжения, ни вызова. Да и не боялся я теперь вызова от него — хоть и старый уже, а от такого субчика и левой пяткой бы отмахался — в чём там только душа держалась!

Мы закурили. Он некоторое время на меня смотрел и, наконец, заговорил.

– Извини за прошлое, — произнёс глухо.

— Время такое было. Денег хотелось, девок. Дурак был… При коммунистах не было ничего, и как появилась возможность, все мы кинулись за джинсами этими, видиками и жвачками. А сейчас как вспомнишь все джинсы эти…- махнул он рукой. Секунду промолчал, вздохнул и вдруг на меня остро глянул — Но и ты тоже…

– Что я? — улыбаюсь зло.

– Я не про то, что тогда, а про магазин, помнишь?

Помню.

Я тогда в завязке был, думал, дурак, прошлое в прошлом оставить, да, видать, не убежишь. — он криво улыбнулся. -. Сын рос, я слова бранного при нём не говорил, жену пальцем не трогал, работу нормальную нашёл. А с того момента как мы с тобой сцепились, как-то всё поменялось. Сначала огрызался на жену, потом и руки стал распускать. Через два года ушла он от меня. Сына сперва только по праздникам видел, а сейчас и вовсе…

– Ну а ты?

– Бухаю, — невесело улыбнувшись, развёл он руками.

— Да я тебе ничего не предъявляю, не думай. Ты сам как?

Я рассказал вкратце. Мы докурили, и я ушёл, забыв о картошке. Он провожал меня до выхода, и словно ещё сказать что-то хотел, да не сказал”.

Вот такая вот история… Тяжёлое время было, да.