Эритрея-Эфиопия... Где-то там. Захватили злыдни партизанос какую-то очередную страну африканскую, и всех бледно и не очень лицых согнали в аэропорт, окружили всеми собранными с округи авто-мотосредтвами и типа сели в засаду. Чо требовали — щас уже никто не помнит, но как обычно грозились всех заложников положить. Думали прийдуть люди с АК, и будут ласкаво просить усих отпускать (Вовка х@хол — Сало с большой буквы писал, украина — с маленькой). Ан нет, случилось тут рядом проходить в составе флота БДК (большой десантный корабль) с Вовкой и батальоном гарных хлопцив на борту. А еще на борту были кой какие БРДМки (боевая разведывательная десантная машина) и даже взвод танков. Теперь картина маслом — до аэропорта — км 70-80. Проблема в том, что если надо высадиться в той стране где находиться аэропорт, огибать надо много мысов. А прямо — вполне себе европейский пляж с вполне себе европейско-американско туристо. Слава богу в Африке никогда не не было Карацюпы с пограничным псом Алым, поэтому через 30 минут после приказа батальон на БРДМ и Т-62 весело перетек границу между спокойной и неспокойной страной, старательно обогнув на пляже изумленных пляжников. Дальше — быстрый и недолгий (в стиле Евкурова)маршбросок по неплохому, до этого, асфальту, легкий разгон мирной демонстрации партизанос с тщательным раскатыванием по, опять же, неплохому пока асфальту всей встреченной на пути авто-мототехники, и — оля-ля, куда девать всех остальных? Приказ-то был только по соотечественникам (СССР!). Комбат принимает решение — поскольку все заложники вдруг заговорили по-русски (дипломаты и шпионы же, еттить их мать) — всех их считать соотечественниками, и соответственно грузить на борт не спрашивая паспортов, чисто визуально. Брони на всех не хватило, даже танков. Водил тоже было в обрез, взяли скоко можно автобусов на трос (вот гибэдэдэшникам-то раздолье бы было), и, по уже не такому хорошему асфальту, поперли взад. Успокоившаяся было на пляже публика была вторично ввергнута в шок, тем более часть "соотечественников" выбрали свободу и остались на пляже. Остальных перегружали на француза в море. Все были рады. Кроме партизанос.

даже в городе далеко не у всех и на них годами стояли в очереди. Правда телефонная – автомат был на железнодорожной станции, но туда было далеко идти, а телефон у магазина не отдавал двушку даже если не удавалось дозвонится, поэтому он пользовался плохой репутацией. Войдя в калитку колькина мать всегда начинала орать:

— Моего оболтуса не видели? Везде ищу – и даже когда ей отвечали, что не видели и не знают где он, все равно шла к нашему дому и войдя заявляла: — Ну тогда я позвоню… и не меньше получаса орала по телефону. Я как-то спросил деда:

— А кого она всё время ищет? Кольку, который частенько играл на нашем участке или его отца? Кто из них Оболтус? Дед ответил, что оба они Оболтусы ещё те, и я решил, что это их фамилия.

Поэтому, когда Колькина мама приперлась к нам со своим традиционным вопросом, я, будучи вежливым мальчиком, решил уточнить:

— А вы какого Оболтуса ищете: старшего или младшего?

Мадам опешила и вроде бы даже забыла позвонить, а вечером пришла к деду жаловаться на мою невоспитанность. Дед внимательно выслушав её пообещал во всем разобраться, а сам рассказал это всем, кого знал, а знаком он был почти со всеми, так что сама виновата, нефиг ябедничать.

Между нашими домами забор был глухой, хотя с улицы он был обыкновенный, из штакетника и каждую субботу Оболтус – старший порол Оболтуса-младшего, о чем мы знали по плаксивым воплям второго:

— Не надо папочка, я больше не буду… и ритмичным шлепкам ремня под монотонное перечисление всех Колькиных прегрешений за неделю. Некое разнообразие вносила Оболтусиха, оравшая с крыльца пропущенные проступки:

— А ещё он взял 40 копеек, я на билет приготовила, что бы на станции кошелек не доставать, на тумбочку положила, через минуту смотрю – уже нет. Точно он, подлец, взял, всыпь ему покрепче…

Про 40 копеек она была совершенно права, в тот день Колька хвастался, что идет за мороженным а потом в кино и даже показал два двугривенных. На наше с Юлькой предложение купить всем по морожке за 10 копеек, а в кино он сходит завтра, на утренник, Оболтус-младший показал нам кукиш, за что сейчас и расплачивался. После экзекуции, когда Колька пришел к нам во двор за сочувствием, я спросил у него:

— А чего у тебя мама всё время орет? Она что нормально говорить не умеет? –

Он ответил: — Да она всегда орет, даже когда с батей ебёца.

Слово это было для меня новое и его точного значения я не знал, но, немного подумав, решил; наверное это когда ссорятся, ну или ругаются, когда же ещё родителям друг на друга орать? На всякий случай я его запомнил, что бы при случае и к месту вставить. Случай предоставился на следующее утро, к концу завтрака, когда я с бабушкой и дедом сидел на веранде с открытым окном и пил чай. Из-за забора послышался скрип открываемого Оболтусом-старшим сарая, а потом и долетела его ругань, что из-за бабского барахла, которым всё забито, он не может найти свои инструменты и сейчас соберет весь этот хлам и выкинет на помойку. С крыльца Оболтусиха благим матом орала, что пусть только попробует что-нибудь выкинуть, она ему руки ноги повыдернет и самого на помойку выгонит. Изобразив на лице праведное негодование я заметил:

— Ни стыда ни совести у людей нет, может другие вчера легли поздно, а они с утра на весь поселок ебуца, людям спать мешают!

Бабушка, не донеся чашку, замерла с открытым ртом ( с тех пор я точно знаю что значит выражение " от удивления челюсть отвисла"), дед, как то странно поперхнувшись, закрыл рот ладонью и подбежал к окну, плечи у него вздрагивали.